Толстолоб (ЛП)

- О, перестань! - взревел он. - Дай, наканифолю свою гребаную скрипку, Паганини! У тебя проблемы. Черт, Джеррика, у всех есть проблемы, но никто не использует их, как оправдание их наркозависимости.

Термин "наркозависимость" прозвучал для нее равноценно удару молота о камень. Я - наркоманка, - осознала она, хотя глубоко внутри, даже все те годы, когда она не касалась "кокса", она знала это. Священник был просто в бешенстве.

- Я бросила несколько лет назад, - сказала она, почувствовав комок в горле. - Я не хотела начинать снова, пока не встретила вас.

- О, так значит, это я виноват в том, что ты кокаинистка, да?

Джеррика стиснула зубы и сжала кулаки.

- Это из-за того, что я влюбилась в вас!

Тут он полностью вышел из себя.

- Да ты в своем уме? Я же гребаный СВЯЩЕННИК, Джеррика! Я не могу влюбляться ни в тебе, ни в кого-либо! Единственный, кого я люблю, это ИИСУС ХРИСТОС! Если какая-то смазливая блондинка говорит, что любит меня, я что, должен выбросить свой воротничок в окно, забыть про клятвы Богу и послать все на хрен?

- Я просто говорю вам, что чувствую! - воскликнула она.

- Да? Сейчас ты обдолбанная! Так что сиди, заткнись и не говори ни слова до конца поездки!

- Боже, ну, вы и засранец!

Александер закурил сигарету и рассмеялся.

- Это так, детка. Я - засранец. Засранец - это мое второе имя. А хочешь знать, какое твое второе имя? - На мгновение ей показалось, будто он может ударить ее. - Твое второе имя - "наркоша". С этими словами он ударил по тормозам, и машина с визгом остановилась у залитой солнцем обочины. - Зуб даю, ты носишь это дерьмо с собой, не так ли? Отдай его мне. Где оно?

В горле у нее перехватило так, что она едва могла говорить.

- Я... Я... Я..

- Что "я... я... я"? - взревел он.

- У меня нет с собой!

- ЧУШЬ!

- Нет! Клянусь! Я употребила все вчера вечером! Я просто говорю вам, что чувствую!

Он посмотрел на нее с таким презрением, что ей показалось, что она может высохнуть прямо там, на автомобильном сидении, словно маленькая лужица на солнце.

- Просто держи рот на замке до конца поездки, - повторил он, и снова выехал на дорогу. - Иначе вышвырну тебя из машины, и будешь добираться автостопом до Вашингтона, Люнтвилля, Кокс-сити или куда там еще ты хочешь перетащить свою жалкую, обдолбанную задницу. Только не говори! Не говори мне ни слова! - Он откинулся за рулем.

- Потому что я не разговариваю с "наркошами".

3

Было очень жарко и влажно. Как она выдерживает делать это каждый день! - спросила себя Чэрити. Я на тридцать лет моложе нее, и уже не могу выносить это.

Жарко было даже на тенистых лесных дорожках. Жара была почти осязаемой. Чэрити сердито отмахивалась от комаров и москитов, жужжащих возле лица и рук. Ее легкое летнее платье взмокло почти моментально. Казалось, все тело истекало потом. Он капал с бровей на щеки.

Но она продолжала шагать вперед, любопытство искушало ее, как псевдолюбовники, снившиеся ей прошлой ночью. Под сандалиями хрустел кустарник. Пятна солнечного света, проникающие сквозь деревья и напоминающие сияющие мазки кисти, вели ее все дальше.

С Джеррикой что-то не так, - подумала она, пытаясь отвлечься от удушливой жары. Но это невозможно было отрицать. За завтраком Джеррика ничего не ела. Вместо этого она просто сидела и еле заметно подрагивала. Она не могла быть так расстроена из-за Гупа. Чэрити знала, что она боится встретиться с ним, после того короткого перепиха. Так в чем же дело? В священнике? Надеюсь, что нет, - подумала Чэрити. Хорошо, во время поездки Джеррика открыто призналась в своих диких сексуальных желаниях, чем очень удивила ее, но даже неисправимая нимфоманка должна была знать, что нет никакого смысла желать священника.

Затем мысли у нее в голове словно сделали сальто. Полицейский, - вспомнила она. Убийства... Но было глупо беспокоиться об этом. Как сказал офицер, это было просто предостережение. Она представить не могла, что убийца из всех мест выберет именно Люнтвилль. Это - абсурд. Просто я сейчас рассеянная, - подумала она. Мне жарко.

Когда она прошла по тропе, казалось, несколько миль, влажный лес перед ней расступился. Несмотря на жару, вид раскинувшегося перед ней залитого солнцем кладбища был потрясающим. Дикие травы покачивались на теплом ветерке. Шевелились зонтики дикой моркови. Чэрити направилась прямиком к могиле матери. Печально посмотрела вниз, сложив руки. Надпись на простом, поблекшем камне гласила: СИССИ. Моя мать. Сестра Энни. Она застрелилась из дробовика, после того, как при взрыве на шахте погиб отец Чэрити. Энни рассказала ей все. Хотя это было странно, вот так стоять здесь, над могилой собственной матери, женщины, которую она никогда не знала.

Покойся с миром, мама, - мысленно произнесла она.