Толстого нет

Илья Львович. Валентин Федорович… Но раз вы полюбили девушку, отчего же не загладить дело браком? Катя добра, неглупа, воспитывалась в нашем доме почти как родная. Да и приданое мама дает, тысячу или две. Вы все повторяете, что очень любите русский народ, вот вам и случай это доказать.

Булгаков. Я писал своей матушке… Но она отвергла мою просьбу, и угрожала даже, что проклянет, если я женюсь.

Илья Львович. Полно, вы взрослый человек. Слушать родителей надобно, но в вашем возрасте и свой ум должен быть. Впрочем, вероятно, ваши чувства не так сильны.

Булгаков. О, если б вы заглянули в мое сердце!.. Я люблю Катюшу, я бы жизнь отдал за нее… Но что ж делать, когда судьба столь немилосердна с нами? (Пауза.) Только прошу вас, Илья Львович, если в доме узнают…

Илья Львович (сухо). Дело ваше. Нет, я не скажу.

Илья Львович уходит.

Булгаков виновато улыбается ему вслед, прислушиваясь к шагам и звукам в комнатах наверху.

Неслышно входит Катюша.

Катюша (тихо). Погубили вы меня, Валентин Федорович…

Булгаков. Не надрывайте мне душу, Екатерина Ниловна! Я и без того страдаю…

Катюша (тихо). Что ж мне теперь? Думала, руки на себя наложить, да Бога страшно.

Булгаков. Да я-то что могу сделать? Все против нас!.. Видно, надо смириться!

Булгаков торопливо уходит.

Катюша смотрит ему вслед.

Сцена пятая. Свадьба

Терраса в доме Толстых. Один из последних теплых вечеров ранней осени, когда в воздухе разлито сладкое томление. Софья Андреевна стоит у перил, смотрит в темноту. Булгаков взбегает по лестнице.

Софья Андреевна. Вы не пошли на свадьбу, Валентин Федорович? И я не смогла. (Обмахиваясь платком.) Мне почему-то так душно и тяжело сегодня… Наверное, будет гроза. Воздух очень плотный. А я ходила одна по лесу, вспоминала прошлое. Моя душа всегда с теми, кого я любила в жизни, и кого уже нет со мной. Почему-то вспомнился мне сейчас один случай. На прошлое Рождество ездили к Троице, я исповедалась, простояла молебен и пошла бродить одна по Лавре. Много чувствуешь в русских церквях, в тишине, где идет монашеская жизнь… Цыганка нагнала меня на площади: «Полюбит тебя блондин, да не посмеет сказать; ты дама именитая, положение высокое, а он не твоей линии»…

Булгаков. Ах, Софья Андреевна, я страдаю неимоверно!

Софья Андреевна поворачивается к нему.

Софья Андреевна. Вы тоже страдаете?

Булгаков опускается перед ней на колени.

Булгаков. Софья Андреевна, выслушайте меня… Вы были так добры ко мне! Мать не была со мной так ласкова, как вы! Я знаю, перед людьми и Богом я подлец, но ведь я влюблен, именно влюблен, самой чистой любовью, а потом в каком-то безумном чаду… Нет, это слишком мучительно! Я всегда мог гордиться своей порядочностью, а теперь чувствую, что всё это прямо подло… Но что же делать? Я не виноват, что полюбил.

Софья Андреевна. Вы полюбили?.. Вы плачете? Мальчик мой!

Софья Андреевна обнимает его голову, гладит лицо.

Булгаков (плачет). Мне жилось у вас так легко, так беззаботно, я впервые был счастлив! И я сам, сам разрушил все это… Я предал ваше доверие… Вы никогда не простите меня!

Софья Андреевна. Мальчик мой бедный! Ты мучаешься, что я холодна с тобой из-за Черткова? Ах, я давно уж простила… Как хорошо от твоего признания, словно тяжесть упала с души! Я ведь всё знала, я чувствовала!

Булгаков. Отчего я раньше не признался? Вы помогли бы нам, вы написали б моей матери… Но теперь все кончено, мы с Катюшей разлучены навеки!

Софья Андреевна (поражена). Вы с Катюшей? Так вот в чем дело…

Издалека слышны звуки гармоники, веселые пьяные выкрики – дворовые возвращаются со свадьбы Вари и Адриана. Во двор входят Александра Львовна и Илья Львович.

Александра Львовна. Как тяжело это буйное народное веселье!

Илья Львович. На дворе одна тысяча девятьсот десятый год, крепостное право отменено пятьдесят лет назад, а в умах и на деле – всё то же… Барыня велела, имолодую чистую девушку отдают за пожилого мужика со скверным характером! Жалко её.

Александра Львовна. Почему так, Илья? Почему в нашей русской жизни нельзя ничего изменить?

Илья Львович. Я не знаю. Отец, наверное, знает. Он написал книгу «Воскресение», которую тебе, как девице, читать не положено. Написал хорошо, и выводы самые прекрасные – что люди все равны, что надо жить по совести. А тем временем сентиментальные студенты не переводятся, Катюши гибнут, публичные дома полны… И никто в этом не виноват.

Лев Львович идет следом за Ильей и Александрой.

Лев Львович. Доверенность от отца сделана еще в 1881 году, и предполагает распоряжение авторскими правами на всё, изданное ранее этого года… Все поздние свои работы он тогда еще объявил в общественное достояние. Пусть, но у матери в руках самые доходные вещи – «Война и мир», «Казаки», «Анна Каренина»…

Александра Львовна поднимается по ступеням.