«Послушайте, — говорю я, — я знаю, как страшно быть родителем, но поверьте мне, сделать прививку далеко не так страшно, как смотреть на вашего ребенка, который не может дышать из-за коклюша».
Кто-то успокаивается и только качает головой и бубнит что-то про свое право отказаться. Кто-то сверлит меня взглядом так, будто я похититель детей, и презрительно смотрит на мой докторский халат. Кто-то начинает разглагольствовать об учащении случаев аутизма, о том, что в вакцинах используются клетки абортированных эмбрионов, что вакцины опаснее болезней, от которых они защищают… Я сдерживаюсь, чтобы не нагрубить им.
Помню, ко мне пришел один отец, потому что его сыну нужен был ингалятор.
— Я вижу, в карточке написано, что ваш сын не привит. Могу я спросить, почему?
Отец кивнул и ответил медленно и четко, будто раскрыл огромный секрет:
— Из-за этих кровопийц, фармацевтических корпораций, которые каждый год делают на вакцинах миллиарды. Их не победить, их защищает правительство. Я ни за что не доверю им здоровье моего сына.
— Понятно, — сказала я, — а вы знаете, что нужный вам ингалятор производится крупнейшей фармацевтической компанией в мире, так что…
Сын посмотрел на отца, и тот это почувствовал.
— Просто дайте мне ингалятор, — сказал он.
Больше я их не видела.
Истцы, мать и отец, занимают свои места перед столом судьи. Я не знаю эту женщину, мать пострадавшей девочки, но стараюсь встретиться с ней взглядом, чтобы поддержать улыбкой. Она не поднимает головы.
Мне хочется сказать ей: «Вы молодец. Молодец, что проходите через все это, чтобы остальные услышали».
Люди могут подумать, что я ударяюсь в крайности, но я считаю, что вакцинация должна быть обязательной. Помните времена, когда никто не пристегивался в автомобилях? А я помню. Я тогда училась и работала медсестрой, и помню крохотные искалеченные тела, с болтающейся головой, как у сломанной куклы. А сейчас такого нет. Мы все пристегиваемся, не задумываясь, машинально первым делом тянемся за ремнем. То же самое должно быть и с вакцинами.
Входит судья, и все встают. Солиситор что-то шепчет женщине на ухо. Она кивает. Люди говорят о своих родительских правах. Но я никогда не слышала, чтобы о своих правах кричали родители тяжелобольного ребенка. Они просто хотят, чтобы мы его вылечили, чтобы дали им еще один шанс. Посмотрите на этих двоих. Они бы все что угодно отдали, только бы вернуть свою девочку, только бы она снова улыбалась и была счастлива, как всего несколько месяцев назад.
28 июля 2019 года
— Мама, возьми меня с собой!