Брай не винит родителей за то, что их не было рядом, но она знает, что Сара чувствует себя виноватой. Иногда, когда Мэтти требовал особенно много внимания, она заходила в комнату Брай с искаженным мукой лицом, сжимала ее в объятиях так, словно хотела выжать из нее все соки, и говорила: «Я люблю тебя, Брай, я очень-очень тебя люблю».
И Брай, обнимая рыдающую маму, хотела, чтобы та любила ее хоть чуточку меньше.
Коко начинает извиваться на руках у Брай, открывает ротик и вытягивает губки в поисках соска, но, ничего не обнаружив, возмущенная до глубины души, разражается громкими воплями. Брай осторожно передает ее Джесси и подкладывает им подушку, чтобы Джесси было удобно кормить. Припав к груди, Коко смотрит вверх на Джесси, словно она солнце, а улыбающаяся Джесси сияет в ответ, будто Коко — целый мир. Брай ощущает очередной приступ ревности. Господи, как ей хочется это повторить.
В дверь звонят. Брай смотрит на часы: еще только половина двенадцатого. Розалин сказала, что зайдет «попозже»; в представлении Брай это где-то в середине дня. Она проверяет телефон: сообщений не было.
— Кто это? — спрашивает Джесси.
Брай пожимает плечами и с трудом отрывает себя от одеяла, а тут еще и Альба выбегает из-за угла, мокрая и грязная, и вопит:
— Звонят, мама, звонят!
На Розалин синие рабочие брюки, перетянутые черным ремнем, и белая мужская рубашка. Ее кожа выглядит матовой, будто она возилась с мукой; белая пыль осела даже на ресницах.
— Здравствуйте, Брай, — говорит она, улыбаясь и разводя руки в стороны. — Прекрасный день.
— Розалин, добрый день, — отвечает Брай, пропуская ее внутрь.
Проходя мимо Брай в прихожую, Розалин задевает рубашкой ее руку. Хотя Розалин впервые в их доме, она шагает впереди, а Брай плетется сзади. На кухне Розалин оглядывается по сторонам, но ничего не говорит ни о мраморной столешнице, ни о застекленной веранде, ни о настоящих имсовских[7] стульях. Она подходит к маленькому голубоватому рисунку с Ганешей, дугой разбрасывающим золотые листья над своей слоновьей головой. Эш купил его для Брай во время медового месяца в Керале.
Розалин присматривается к рисунку и замечает:
— Как красиво выписаны листья — при такой сдержанной манере впечатление создается гораздо более сильное.
Брай немного разочарована, что Розалин не спрашивает, откуда рисунок; она хочет, чтобы Розалин знала, что и она тоже путешествовала, что и у нее тоже были приключения. Но она лишь интересуется:
— Чай? Кофе?
Розалин протягивает тонкую посеребренную руку вперед, ладонью вниз. Рука едва заметно дрожит.
— Пожалуй, остановлюсь на чае. Сегодня я уже выпила три чашки кофе, Рэйф мне сварил.
Элизабет закатывала глаза, когда упоминала о нем в разговоре с Брай: «Мне это кажется каким-то, не знаю, непристойным, словно она учительница, которая спит с учеником, или что-то такое, понимаешь, о чем я?» Брай посмеялась над Элизабет, но ничего не ответила. Ей это не казалось непристойным, совсем нет.
— Я просто хотела зайти убедиться, что шум от моей работы вас не раздражает.
Брай пытается скрыть разочарование — она надеялась, что Розалин хочет поговорить о чем-то более личном или даже пригласить к себе.
— Вы имеете в виду, от занятий скульптурой?
— Да, Рэйф намекнул, что это может быть громковато. Должна признать, ему со стороны виднее.
— О, нет, никаких проблем, серьезно. Обычный летний шум, как газонокосилка или что-то такое. Вам не о чем беспокоиться.
Сквозь стекло Брай видит, что Альба положила голову Джесси на плечо и смотрит, как Коко сосет бледную разбухшую грудь матери. Альба заворожена и немного напугана. Она оставила на пледе грязные отпечатки ног. Брай чувствует, что Розалин тоже смотрит.
— Да, простите, это моя сестра Джесси, а с Альбой вы уже знакомы…
Именно в этот момент телефон Брай начинает вибрировать — с тех пор как Альба и Эш поставили ей на звонок рингтон
— Ответьте, а я пойду поздороваюсь.
Она выходит в сад к Джесси, Альбе и Коко. Брай колеблется, когда видит, кто звонит: на экране высветилось «Роу», — но она уже дважды скинула ее звонки утром и не хочет, чтобы Роу заявилась сюда сама, так что берет трубку.
— Привет, Роу. Извини, сейчас не лучшее время — моя сестра…
— Все нормально. У меня тоже дела. Я просто хотела сказать — какого хрена? Два письма, а теперь еще и сообщение?
— Да знаю, знаю…
Снаружи Альба машет Розалин, а затем показывает на грудь Джесси и смеется.
— Это неправильно, что она навешивает на наших детей ярлыки. Ну, то есть я бы поняла, если бы они болели, но ведь они здоровые, с крепким естественным иммунитетом. Стив просто в ярости. Говорит, что уже не хочет, чтобы Лил шла на праздник.
— Может быть, лучше и не идти?
Розалин склоняется над Коко, и Джесси улыбается, наслаждаясь моментом, а Альба в это время роется в сумочке своей тети.