Только в смерти

Замешательство овладело вражеским отрядом. Они все слышали выстрел и видели, как их товарищ упал. Они начали кричать друг другу и стрелять в случайных направлениях. Макколл переместился со своей огневой позиции, убежав в щель между двумя большими камнями, и снова прицелился. У него была приличная линия стрельбы по одному из оставшихся вражеских солдат, но человек исчез из поля зрения, когда Макколл выстрелил, и выстрел прошел мимо. Внезапно, лазерный огонь ударил по укрытию Макколла. Он был прижат. Они стреляли по нему с двух сторон.

Он сполз в тень и начал ползти. Выстрелы врезались в камень над его головой. Отраженный лазерный заряд провыл мимо его лица. Макколл включил свой вокс и начал настраивать. Ему понадобилось почти тридцать секунд, чтобы найти частоту, которую использовал Кровавый Пакт.

Хриплое рявканье офицера наполнило его уши. Он медленно переводил. Его свободное владение языком Архиврага несколько ослабло с тех пор, как он провел длительное время на Гереоне. Что-то типа — … больше одного. Найдите обоих, или я…

Последовали какие-то угрозы для внутренностей, которые Макколл был рад не переводить, так как там речь шла о траншейных топорах и пальцах.

— Вой шет д’ха жехина, дуктаз! — воксировал Макколл и поднялся. Офицер и еще три солдата смотрели в другую сторону. Не удивительно, еще считать то, что кто-то только что сказал им — Примите во внимание, что один из них позади вас, невежественные задние проходы! — хотя и гораздо более просторечно.

Макколл выстрелил офицеру в затылок, перевел прицел и, так же, убил одного из солдат до того, как офицер даже упал. Остальные двое обернулись и открыли огонь. Один загадочно упал, как будто поскользнулся. Макколл расстрелял последнего очередью.

Закрепленная пушка начала извергать огонь по камням. Двигатель полугусеничника яростно взревел, а черные выхлопные газы вырвались из задних выхлопных труб, как будто водитель собирался экстренно уехать.

Макколл прицелился. Расстояний было плохим, но он не мешкал. Он нажал на спусковой крючок и держал его, выпустив полдюжины выстрелов в полугусеничник.

Несколько первых поцеловали корпус и погнули маленькую защитную пластину, прикрепленную к кронштейну вокруг пушки. Пятый или шестой заряд попал стрелку в голову и сбил его с машины. Полугусеничник дернулся и начал двигаться, его гусеничная секция подняла облака пыли, когда он разворачивался. Макколл встал и накрыл водительскую дверь и окно выстрелами. Машина дернулась, повернулась, и снова дернулась, пока не остановилась. Ее двигатель дико заработал на повышенных оборотах, как будто мертвый груз давил на газ. Затем машина замерла, а ее двигатель затих с нездоровым стуком.

Тишина. Макколл пробирался мимо валунов, проверяя тела мертвых и забирая их боеприпасы. Он нашел того, кого не убил, хотя смерть воина была совершенно очевидной.

Макколл остановился. Медленно, он поднял руки. Он инстинктивно знал, что кто-то целится ему в спину.

— Эзра? — прошептал он.

— Хват сеязи, сидзе? — спросил голос позади него.

IV

Макколл медленно повернулся. Эзра ап Нихт стоял позади него с нацеленным рейнбоу.

Нихтгейнец был цвета Яго. Его одежда и воуд на лице, каким-то образом, впитали бледный серый цвет дурной скалы. Эзра применил какую-то технику камуфляжа, за то, чтобы узнать какую, Макколл заплатил бы реальные деньги.

— Это я, — сказал Макколл. — Хистью.

Эзра кивнул. — Хистью, сидзе, — подтвердил он. Его прицел все еще не двинулся.

— Ты всегда зовешь меня так, — сказал Макколл. — Я не понимаю твой язык так, как понимал Вен. Что это значит?

— Призрак, — ответил Эзра.

Макколл улыбнулся. — Тебе не нужно направлять на меня эту штуку, соуле, — сказал он.

— Камензи таек Эзра баквей, — ответил Эзра, все еще целясь.

— Нет, — сказал Макколл.

— Камензи сидзе, камензи таек Эзра бай Роун хис вирд.

— Ради Роуна? Ты думаешь, что он приказал мне вернуть тебя? — Макколл покачал головой. — Нет, соуле, нет, нет. Я здесь не поэтому.

— Нет? — отозвал Эзра. — Сеязи нет?

— Я пришел за мечом, — сказал Макколл, осторожно указывая на оружие, привязанное к спине партизана. — Оно не твое, мой друг. Оно принадлежит полку. — Эзра медленно опустил рейн-боу. — Эзра итис.

— Нет.

— Эзра итис, — настаивал Нихтгейнец. — Соуле Гаунт, деада хи. Со волкен зис деада ваег Ю гоу, бладтолл ту мейкен.

— Кровавая дань? Ты имеешь в виду, месть?

Эзра пожал плечами. — Нот кен Ю вирд, соуле.

— Месть? Возмездие? Расплата? Ты собираешься отнять жизни за жизнь Гаунта?

— Лифс фор Гаунт хис лифен, бладтолл со, — кивнул Эзра.

Последовала долгая тишина, нарушаемая только печальной песней пустынного ветра. Макколл почувствовал внезапную, неизмеримую печаль: о партизане, о Гаунте, о себе. Вот как все должно закончиться, печальный, грязный конец. Верность и преданность, долг и любовь, все растянулось и деформировалось до неузнаваемости и потускнения.

— Ты думаешь, что подвел его, так ведь? — тихо спросил Макколл.

— Сеязи тру, сидзе соуле.

Макколл кивнул. — Я понимаю. Я тоже это чувствую. Мне нужно было быть там. Мне нужно было быть там и…, — Его голос затих.