Читаем Только позови полностью

Их было, наверное, несколько сотен. Из салона убрали стулья и столы и на их место ровными рядами поставили больничные койки. Здесь, в просторном помещении под высокими потолками, лежали тяжелораненые, которым нужен был постоянный уход. Среди коек двигались фигуры в белых халатах. То тут, то там санитар приседал на корточки, наблюдая за вливанием глюкозы или крови из стеклянных банок, прикрепленных к белым подставкам. Помещение не успели перекрасить, и теперь нарядная позолота, и киноварь, и салонные зеркала молча глядели на глухую тягучую боль.

На судне из Уинчевой роты было всего четверо, включая его самого. И только один из них лежал здесь, в салоне.

Взглянув туда, Уинч снова почувствовал холодноватую пустоту в животе. Так с каждым, кто видит это в первый раз, подумал он. Тогда четко понимаешь, какой ценой эти солдаты оказались здесь. Только те, кто уже совершил такое путешествие, не замечали, что творится в салоне, и только те, кто совершил его, не замечали, какой тяжелый стоял там дух.

Весть, что на горизонте Штаты, дошла, очевидно, и сюда: отовсюду слышались негромкие возбужденные голоса. Лежащие приподнимали забинтованные тела, садились в постели, вертели обвязанными головами. Это было жуткое зрелище. Уинч смотрел на них не отрываясь, как зачарованный. Смрад висел невыносимый.

Воняло человеком. До чего же он привык к этой вони за прошедшие годы и ко всем ее особым ароматам. Как это говорят по-ученому? Миазмы. Потные мужские подмышки и грязные ноги. Заношенное белье и носки. Дурной запах изо рта. Отрыжки и треск без малейшего стеснения, когда пучит живот. В сортирах по утрам вонючие писсуары и унитазы с откинутыми крышками. Все это смешивалось с ароматами зубной пасты и бритвенного крема, которыми тянуло от рукомойников, установленных в ряд по другую сторону салона.

Теперь к этой мешанине добавлялось еще что-то. Воспаление. Воспаление и нагноение. Противный сладковатый запах поврежденной ткани, медленно, мучительно заживляющейся под порыжелыми от сукровицы повязками. Он распространялся по огромному помещению, забиваясь в каждую щель, просачивался сквозь двери. Он застрял у него в ноздрях на всю жизнь.

Впрочем, жизнь Марта Уинча вряд ли будет очень уж долгой. Надо бы беречься. Ему нельзя пить. И курить тоже нельзя. Назло всему он протянул руку к вещмешку, достал бутылку, отхлебнул, закурил.

Не помогло. Как было, так и есть — ни туда, ни сюда. Как ночью на развилке. Мимо грохочут грузовики с прицепами. Ни один не остановится. Каким же слабаком делаешься, когда дойдешь до ручки! Когда никто на тебя не глазеет. Немолодой кадровый сержант, гонял пехтуру в хвост и в гриву, а вот нате, подавай ему жалость. Умора!

Мать твою так, он ведь даже не ранен. Болен, видите ли. Слово-то какое, внутри от него одна пустота. Да он ни разу в жизни не болел. В этой пустоте по телу медвяно разливалось от виски предательски ядовитое солнечное благодушие.

Он снова посмотрел в сторону салона. Слава те господи, сейчас там только один-единственный из его ребят. Этот пижон Бобби Прелл.

Уинчу захотелось хлебнуть еще. Но он достал из-под койки флягу в полотняном чехле и выпил воды.

— Ну, москитная лихорадка скоро пройдет, — сказал ему полковник Харрис, лично прибывший в затерявшийся посреди джунглей палаточный лазарет, чтобы посмотреть Уинча. — Это не страшно. Хотя и противно.

— Спасибо, доктор, — выдавил Уинч.

Лихорадка-то и свалила его. Он брякнулся в обморок прямо на самодельный стол, как какой-нибудь зеленый призывник.

— И из тропической малярии выкарабкаетесь, — продолжал док Харрис. — Это подольше будет. Очень тяжелый случай. Надо было показаться, Март.

Уинч исхитрился скрывать приступы малярии целых два месяца. Сейчас он уже прошел через первый период, сопровождавшийся жуткой ломотой в суставах, через суточную эйфорию, когда его отпустило, и через второй период и валялся на походной койке с распухшими ярко — красными ладонями и сыпью по всему телу. Чувствовал он себя отвратно.

— Ладно, ладно, док. А еще-то чего, а?

Док Харрис постукивал торчащие передние зубы резинкой на конце новенького длинного желтого карандаша. Страсть как любит новенькие желтые карандаши.

— Боюсь, что есть еще кое-что, Март, — произнес он. — У вас повышенное давление.

Уинч не сразу нашелся что сказать. Потом засмеялся:

— Повышенное давление? Шутите, видать.

— Полагаю, что это серьезно. Обычно лихорадка снижает давление, а тут… Вот эвакуируем вас, они там все хорошенько обследуют. Но я почти уверен. Думаю, что они найдут у вас гипертонию. Первая стадия.

— Это что за штука?

— То, что я сказал, — ответил док Харрис. — Повышенное кровяное давление.

Через пару дней он заглянул еще раз, и у них состоялся разговор. К этому времени Уинч начал понемногу вставать. Ему не хотелось лежать, у него появилось такое чувство, будто его разобрали на части. Образованные меряют все физическим состоянием — чудно. Все они такие.

Перейти на страницу:

Похожие книги