Только одна ночь

После работы я не еду домой и, уж конечно, не к нему. Я просто катаюсь по городу, позволяя ночным огням вести меня куда им заблагорассудится: к торговому центру, к ресторану, к какому-то мероприятию, которое освещает своими прожекторами воздух, словно призывая Бэтмена.

Я не паркуюсь, притормаживая только на светофорах. Просто еду и еду, пока не оказываюсь на смутно знакомой аллее, вдали от сверкающих реклам. Останавливаюсь у бара над названием «Желание».

У двери я немного медлю. Она все такая же белая, и буквы на ней все такие же красные. Как будто желания сотканы из крови.

Я открываю дверь. За стойкой стоит мужчина, протирает полотенцем стаканы. Посетители переговариваются между собой; из колонок льется незамысловатая мелодия. Никакой живой музыки нет и в помине. Бармен ловит глазами мой взгляд и одаряет оценивающей улыбкой:

– Чем могу помочь?

– Что у вас есть из виски? – спрашиваю я, забираясь на барный табурет. Взгляд только мельком скользит по маленькой пластиковой коробочке с кусочками лайма.

– Кое-что имеется. – Он называет несколько марок, ничего похожего на то, чем угощал меня Роберт в Вегасе. Я качаю головой и заказываю водку с тоником.

Он живо ставит предо мной стакан, в нем плавает лимон, а не лайм. Я беру его, на стойке остается мокрое пятно. Совсем недавно я лежала на ней, по моей коже рассыпали соль.

– Женевьева сегодня работает?

Сама не знаю, почему я спрашиваю это. Я даже не знаю, зачем я вообще сюда зашла. Возможно, потому, что хочу понять. Что со мной произошло? Была ли ночь, проведенная здесь, поворотной точкой или манифестацией более значительного решения, которое я приняла еще до того, как Роберт провел меня через эту дверь? Решения предаться излишествам и отказаться от условностей общества, которым меня учили следовать?

Или, быть может, я была здесь по более веской причине. Может, я хотела знать, что замышляли Роберт и Женевьева. Может, я хотела знать, как много женщин лежало на этой стойке, сколько любовников у них было. Были ли времена, когда они оказывались только вдвоем? Остались ли они вдвоем теперь, когда я ушла с их пути?

Я улыбаюсь бармену, который слишком занят пересчетом сдачи, чтобы расслышать мой вопрос. Я задаю его снова, и он удивленно смотрит на меня:

– Женевьева? Здесь такая не работает.

– Нет? – Я ставлю стакан, чувствуя, что ответ выбил меня из колеи. – Женщина с рыжими волосами – как ее зовут?

– У нас нет никого с рыжими волосами. У нас есть Джейни; она азиатка. А еще Эндрю… его можно назвать клубничным блондином, хотя большинство считает его лысеющим. А еще есть Генри, и я, и Элиза… она гаитянка. На нее стоит посмотреть. Черная как ночь, а скулы такие острые, что об них можно запросто порезаться. Когда она начинает говорить по-французски, чаевые так и сыплются.

– Но никакой Женевьевы? – мямлю я.

– Единственная известная мне Женевьева живет в Камелоте, – говорит он и отходит, чтобы обслужить женщину с кредитной картой.

Он не слышит, когда я шепчу:

– Ты имеешь в виду Джиневру и Камелот… их не существует.

Я осматриваю зал, более внимательно изучаю посетителей. Все выглядят вполне обычно. Двое стиляг, несколько женщин и мужчин с далекой от идеала внешностью – очевидно, простые работяги, а не звезды Голливуда. Но в большинстве своем это живущие поблизости люди, которым нравится заглядывать в соседний бар – местечко без особых претензий, больше полагающееся на комфорт, чем на имидж. В прошлый раз мы с Робертом были в центре внимания. Казалось, все были настроены на нас, слишком остро ощущали наше присутствие даже до того… как все началось.

Сегодня на меня тоже смотрят, но эти взгляды привычны. Мужчины на что-то надеются, женщины сравнивают. Совсем другая атмосфера.

И музыка идет из стерео.

Когда бармен освобождается, я подзываю его пальцем.

– Хотите что-то еще? – спрашивает он, разглядывая практически нетронутый стакан.

– Нет, я просто хотела знать, будет ли у вас сегодня живая музыка… ну знаете, попозже.

Он снова как-то странно смотрит на меня:

– У нас никогда не бывает живой музыки. Однажды мы решили попробовать караоке, на выходных… думаю, это был День памяти… может, День Колумба. В любом случае это было несколько лет назад. Не пошло, знаете ли.

Я нетерпеливо качаю головой. Его ответы пугают меня.

– Я была здесь. И слышала музыку. Женщина и бас-гитарист. Он играл, она пела. Я слышала их!

Еще один непонятный взгляд, потом лицо его проясняется.

– Вы, наверное, были на частной вечеринке, которую недавно устраивал здесь хозяин. Да, я кое-что об этом слыхал. Мистер Дейд нанял талантов и поставил за стойку своих людей. Я сначала взбесился, не могу я, знаете ли, разбрасываться деньгами и терять целый вечер, но мистер Дейд, он устроил нам оплачиваемый выходной, всем нам, так что все без обид.

Я делаю резкий вдох, голова кружится, мне кажется, что я вот-вот свалюсь с табурета. Бармен внимательно смотрит на меня, потом подмигивает:

– Он вам тоже заплатил?

– Прошу прощения? – взрываюсь я. Получается слишком быстро, слишком грубо. Я не могу скрыть обиды.