Только не плачь

Мелкого больше нет.

…Зато есть Вероника. В плохом состоянии. С сотрясением мозга, несколькими переломами, чуть ли не в коме, но живая. Ей удалось выбраться от машины и отползти на безопасное расстояние до того, как бензин загорелся.

А Кириллу не удалось.

Я не мог этого понять. Как маленькая, хрупкая глубоко беременная девочка смогла, а здоровенный, крепкий лось нет? Ах да, он же пьяный был в дугу. Накидался. Из-за нее. Кругом она.

Почему я не настоял, чтобы они остались на ночь? Надо было за шкирку уволочь пьяного дурака наверх, завалить в койку и дверь запереть. Пусть бы себе орал, но зато живой и здоровый…

Мелкого больше нет. Эта мысль каждый раз как будто заново вгрызалась в мозг, заставляя замирать, спотыкаться, судорожно хватать воздух ртом.

Все еще не больно.

Я словно под местным наркозом. Лидокаином залили сердце под завязку. Лишь чувствую, как неровно оно бьется, то сжимаясь, то распухая настолько, что ребра давит. Не больно, но сквозь ледяную броню уже пробиваются первые колючие стрелы. Скоро накроет. Чертовски хочется, чтобы меня все оставили в покое, но вместо этого я вынужден снова идти туда, где палаты. Туда, где Вероника.

Я просил врачей лично сообщать мне обо всем, что с ней происходило. И, судя по тому, что срочно понадобилось мое присутствие — хороших новостей ждать не приходилось.

Девушка на больничной койке казалась хрупкой, как статуэтка. Даже круглый, выпирающий живот не мог смазать этого ощущения.

Ее голова была обмотана бинтами, а на открытых местах лица проступали темные пятна страшных синяков.

Кислородная маска на лице, капельница, тянущаяся своими щупальцами к тонкой руке, лежащей поверх одеяла, размеренный писк приборов — все это резало ножом по нервам, заставляло стискивать зубы и сжимать кулаки.

Нельзя жалеть. Не достойна.

Вероника была за рулем. Не справилась с управлением. Не довезла. Ни себя, ни его. Какого черта она вообще полезла за руль, если с трудом различает газ и тормоз. На хера?!

С какого перепуга она засобиралась на ночь глядя домой? Если бы не сунулась, то и Кирилл не начал бы собираться.

Я головой понимал, что никто не застрахован, что это могло случиться с каждым, но сердцем искал виноватых. И Вероника, которая в момент аварии была за рулем, как нельзя лучше подходила на эту роль. Здесь все вместе навалилось. Ее предательство, свадьба с Киром, наш последний разговор с братом.

Я злился на нее. Ненавидел и тут же сходил с ума от тревоги за нее. Снова злился. Уже на самого себя.

— Артур, добрый вечер.

Я не заметил, как рядом со мной появился Николай Громов — главврач частной клиники, а по совместительству давний знакомый семьи.

— Добрый? — зло хмыкнул я.

— Прости. Мне жаль твоего брата. Мои соболезнования.

Я только кивнул. Со словами тяжело было.

Врач не уходил, стоял рядом, нервируя пристальным взглядом.

— Я знаю, что тебе сейчас херово, но времени нет. Она слаба. Мы ее стабилизировали, но это ненадолго. Если оставим как есть — до утра не дотянет. И на себя, и на ребенка у нее не хватит сил. Тебе надо решать.

Я не хотел решать. Зверел от одной мысли, что придется делать такой выбор.

Бледные руки с тонкими пальцами, на одном из которых поблескивало обручальное кольцо…не мое…

— Обычно в приоритете жизнь матери, но…

К черту все. Вспомнил все, что успел рассказать перед смертью Кирилл. О ее угрозах забрать ребенка.

Не бывать этому.

— Спасайте ребенка.

Это единственное, что осталось от моего брата.

— А девушка?

— Девушка, — бросил еще один взгляд на бесчувственную пациентку, — мне плевать, что с ней будет. Выкарабкается — хорошо, а нет — значит нет.

Говорил и сам не верил в свои слова.

— Артур…

— Делай, что говорят, — я коротко кивнул и пошел прочь. Потому что стоять возле палаты и смотреть на нее сквозь стеклянную стену было невыносимо. Рядом с ней я становился слабым. Идиотом. Рядом с ней я забывал о том, что она сделала.

Правда далеко не ушел. Не смог. Нервы, как канаты натянулись, тащили обратно, к ней.

Я ведь ее когда-то любил. До дрожи, до одури, до красной пелены перед глазами. Весь мир был готов положить к ее ногам. А она…

Ненавижу.

И все равно люблю. Если умрет — проще сразу за ней.

— Передумал? — Николай встретил меня хмурым взглядом.

— Да. Давай без комментариев. Вытягивайте ее, всеми силами. Пусть живет.

Подальше от меня. Желательно на другом конце Света. Может, тогда удастся все забыть, и заноза в сердце наконец рассосется.

— Хорошо, — он отдал распоряжение готовить операционную.

— Это еще не все, — я не дал ему уйти, — Когда очнется, скажите ей, что ребенка она потеряла.

Громов смотрел на меня недоуменно, не понимая, что за хрень я творю.

Он и не должен понимать. Никто не должен. Это только наше с ней дело.

— Ты же понимаешь, что так нельзя? Так неправильно.

— Сколько денег я дал твоей клинике, чтобы ты сделал вот это все? — выразительным жестом обвел шикарный холл, с кожаной мебелью и аквариумами в полстены.

— Много, но…

— Дам в два раза больше. Но запрячь эту историю настолько глубоко, чтобы ни один черт докопаться не смог.