Только не Эбигейл!

— В изложении Джеффа это прозвучало так, будто я ищу фотомодель для демонстрации купальных костюмов с солнцем в голове вместо мозгов, что, вероятно, соответствует его собственному идеалу.

— А это не так?

Макс покачал головой, по-прежнему внимательно разглядывая ее волосы.

— Интересно. Когда вы под определенным углом наклоняете голову, в волосах появляется какое-то мерцание, свет выхватывает светлые пряди. Может быть, Джефф имел в виду именно это?..

Эбигейл почувствовала, как заливаются краской ее щеки, и не знала, что делать.

— Так это вам нравятся блондинки? Или Джеффу? — спросила она.

— Мне нравятся женщины, которые краснеют.

Это был совсем не тот Макс Галлахер, которого она знала и понимала. Эбигейл понятия не имела, кто был этот человек, но он вторгался в ее частные владения всеми возможными способами. Босс всегда абсолютно предсказуем, и можно быть уверенной, что на ее присутствие в комнате он не обратит никакого внимания. Этот же мужчина стоял довольно близко, чтобы сосчитать, сколько раз за минуту вздрогнули ее ноздри, а она по этой части, похоже, шла на установление рекорда.

Эбигейл не могла придумать, что бы сказать, и по мере того как молчание затягивалось, краснела все больше. Сердце стучало, как школьные настенные часы, и казалось, тело ее жило своей, отдельной от нее жизнью, что было бы не так уж и страшно, если бы Эбигейл не боялась, что начнет задыхаться.

О нет! Только не это.

— Вам нехорошо, Эбигейл?

Она кивнула и постаралась дышать медленнее. Неужели у Макса действительно такой глубокий и мелодичный голос? Никогда этого не замечала. Ее имя в его устах прозвучало музыкой.

Нужно было заговорить, сказать, что с ней все в порядке, но Эбигейл не смела даже взглянуть на босса, иначе он сразу увидел бы, насколько она не в порядке. Щеки ее горели, а сама она казалась себе мумией, вмерзшей в доисторическую глыбу льда. И тут Эбигейл почувствовала его пальцы на своем лице. Мистер Галлахер прикасался к ней.

Случалось ли это когда-нибудь прежде?

«Не так», — ответил ей внутренний голос. Можно подумать, что один из них выпил приворотного зелья «Бабули Свон».

— Ваше лицо такое горячее. У вас нет температуры? Вы не заболели?

— Со мной все в порядке, — сдавленным голосом ответила Эбигейл.

Она-то полагала, что босс все понимает насчет границ. Оказывается — нет. Они стояли так близко друг к другу, что носки их туфель соприкасались, и Макс гладил ее щеку тыльной стороной ладони. Это было легчайшее, сладчайшее прикосновение, какое только можно было себе вообразить, но если это сейчас же не прекратится, она упадет в обморок. Прямо ему под ноги.

— Вы уверены? Вы очень горячая.

Макс слегка подул на упавшие ей на лоб локоны — она беспомощно закрыла глаза. Его дыхание было свежим и пахло мятой, и это навело ее на мысль о полоскании рта, а отсюда — на сам рот. Губы у него были красивые. Ей всегда нравились мужчины с красивым ртом.

— Эбигейл?

Она почувствовала, будто горло наполнили пузырьки газированной воды. Макс произнес ее имя, и с ней что-то случилось, из груди стал подниматься нечленораздельный звук, похожий на стон. О том, чтобы дать ему вырваться на свободу, страшно было даже подумать.

Эбигейл глубоко вздохнула и… закашлялась. О ужас, она заходилась в кашле! И это было отнюдь не благозвучно.

— Эбигейл? Вы поперхнулись?

Макс сгреб ее за плечи, и от страха, что он развернет ее сейчас и начнет колотить по спине, Эбигейл попятилась, замахала на него руками и постаралась восстановить дыхание.

— Все в порядке, правда. Пр-р-росто воздух н-н-не в то горло попал… Очень неловко. Не понимаю, как это случилось.

— Дать вам воды?

Она затрясла головой.

— Тогда, может, приляжете? Я провожу вас в гостиную.

В гостиную. На «любовное» канапе.

— Не сходите с ума. Со мной все в порядке. — Эбигейл постучала себя по груди и несколько раз осторожно, но глубоко вдохнула, стараясь убедить его, что волноваться не о чем.

Как только она перестала хрипеть, в комнате снова повисло молчание. По крайней мере между ними теперь была приличная дистанция. Макс находился на другом конце комнаты. Эбигейл мысленно провела линию, разделившую кухню пополам: ваша половина, моя половина. Держитесь теперь своей.

Но Макс смотрел так пристально-напряженно, что стало ясно: никакая воображаемая линия не удержит его, как бы она того ни хотела.

Эбигейл оправила жакет и пригладила волосы. Если ей удастся взять себя в руки, он поймет, что для беспокойства нет причин. Все пойдет так же, как шло до сих пор. Не будет возникать смущения из-за того, кто где стоит.

— Вы посмеялись, — сказала она, — а я ведь поверила, что вы и впрямь собираетесь жениться ко Дню святого Валентина. Вы чуть было не заставили меня действовать, Макс… мистер Галлахер…

— Я действительно хочу жениться ко Дню святого Валентина.

Эбигейл подняла глаза, ее лицо мгновенно побледнело.

— Но, сэр, этого не может быть!

— Почему?

— Потому что… ну, потому что глупо ограничивать двумя неделями время принятия жизненно важного решения. Это безумие! Вы же не баран с рогами, и ваш кубок — не пенис. Это всего лишь спортивный трофей.