– Я за тобой, – ответил ей мужчина. – Собирайся.
– Но Вита еще не вернулась…
– Пока ты здесь, она не вернется.
Дверь за ними захлопнулась.
– Круто, – сказал Амелин. – Кажется, кому-то повезло.
– Кто это?
– Подозреваю, что папа Виты.
– Пойдем. – Я поднялась и протянула ему руку. – Тебе сегодня тоже повезло.
Папа был дома и, услышав, что мы пришли, вышел встречать.
– Ого! – весело воскликнул он, увидев Амелина. – С возвращением!
– Спасибо, – тот смутился. – Время быстро пролетело.
– Мне нужно с тобой поговорить. – Я затолкала папу на кухню и прикрыла за нами дверь. – Пожалуйста, пойми меня правильно, но Костя пока поживет с нами.
– В смысле? – Папа искренне растерялся.
– В прямом. Квартира у Артёма сейчас заперта, и туда не попасть, а из Костиной жильцы еще не съехали. Нужно время, чтобы с этим разобраться.
– Но, Тоня. – Папа разволновался. – Где он будет спать? И как мы объясним это маме?
– Объясним, – заверила я. – Это я беру на себя.
– Я вот только одного не понимаю, – папа готов был разозлиться. – Почему ты не спрашиваешь разрешения, а ставишь меня перед фактом?
– Ну, потому, что ему жить негде, и тут без вариантов.
Папа глубоко и возмущенно вздохнул, но потом вдруг сдался:
– Ладно. Делай, что хочешь. Ты как мама – все равно будет по-твоему.
– Спасибо. – Я поцеловала его в щеку. – Главное, его теперь уговорить.
– Кого?
– Амелина, конечно. Он-то думает, что просто чаю зашел попить.
– Наивный. – Папа закатил глаза. – Я тоже когда-то так думал.
Глава 43
Вита
Меня посадили в том же зале, где держали ребят, и предупредили, что если попробую рыпнуться, то переломают ноги.
Однако я находилась в таком потрясении, что не то чтобы рыпаться – разговаривать не могла.
Сначала краснолицый, которого остальные называли Пятак, освободил Логопеда, а потом приволок из комнаты нокаутированного Бяшу. Признавать свою вину в случившемся оба отказались и принялись яростно валить все друг на друга, пока Логопед не вспомнил обо мне и не заявил, что это я помогла пацанам сбежать.
Какое-то время Пятак его слушал, но потом грубо оборвал.
– Вот это, – он ткнул пальцем в мою сторону, – ваш единственный шанс реабилитироваться перед Цурканом. Девочка на вес золота, ясно? Придумывайте, что хотите, но через пятнадцать минут она должна быть в надежном месте за территорией. Через главный вход уходить нельзя. Запалитесь – пеняйте на себя. Я бы сам пошел, но Цуркан просил вернуться. С этой проверкой трындец. Костров уже едет. Под него копают. Чернецкий этот, гаденыш. Так что в наших общих интересах остановить его прямо сейчас.
– У Бяши ствол отобрали, – пожаловался Логопед.
– Так ему и надо, – ответил Пятак. – Связь скоро появится. Будете на месте – звоните мне, а не Цуркану. Все понятно?
Как только он скрылся в глубине коридоров, ко мне подошел Логопед и швырнул в лицо огромную куртку-спецовку.
Дождавшись, пока я в нее упакуюсь, он заклеил мне рот скотчем и намотал поверх него шарф на половину лица. Натянул на голову капюшон, и я оказалась в коконе.
Единственное, что не давало умереть от страха, – это слова Пятака о том, что я на вес золота.
Логопед с Бяшей вывели меня не через гаражные ворота, а через другую дверь в дальнем торце ангара. Вышли к площадке со строительными вагончиками, прошли между ними и по перекинутым через замерзшую траншею доскам попали к бетонным плитам забора.
Дышать на морозе только через нос было больно и трудно. Глаза слезились. Объемная и тяжелая куртка сковывала движения. Я механически переставляла ноги, думая о том, что нужно было послушаться Макса и ехать с ними, а еще – что я подставила Артёма и что из-за меня у всех теперь будут огромные неприятности.
Когда я себя ругала, становилось немного легче. Получалось, все то, что происходит со мной, заслуженно. Быть умным в школе и в жизни совсем разные вещи. И, возможно, мама была права, считая меня маленькой и неприспособленной. Но теперь это уже не имело значения.
Телефон Логопед отобрал у меня еще до того, как мы покинули ангар, убежать от них я бы не смогла, сколько ни пытайся, а на помощь звать было некого.
За все время, пока мы шли до ржавой, покосившейся калитки с кодовым замком, нам так никто и не встретился.
Фабрика располагалась на возвышении. У ее подножия тянулась узкая полоска леса, переходящая в снежное поле, а за ним на пригорке можно было различить крохотные деревенские домики.
О том, куда мы идем, мне никто не сказал. Они вообще почти не разговаривали друг с другом. Логопед шел впереди, Бяша за мной. Над каждым клубились серые облака пара.
По крутой тропинке мы спустились к лесу. Тропинка была припорошена, но хорошо утоптана. Сосны потрескивали на морозе. В кроне ельника кто-то сидел и издавал странные звуки.
Вышли к полю. От белизны слепило. И все, куда ни падал взгляд, словно двоилось. Пригорок, домики, деревья, снежная тропинка. Мне в жизни не было так плохо. Никогда. Что бы ни происходило и как бы я ни болела. Но осознать, что бывает хуже, я смогла только сейчас. Ведь все, как говорила Мира Борисовна, познается в сравнении.