— А я, Стас, — вздохнул Олег, — много чего помню. Мой отец был чиновником в мэрии. Крупным чиновником. Он мог бы помочь нам с матерью выехать из города, для него такое устроить было что плюнуть. Не знаю уж, помогло бы нам это или нет, — все-таки мы ничего не знаем о тех, кто смог уехать, но мало ли… Ну вот, а он наотрез отказался. Мать его только что не умоляла, в рев пустилась, на колени падала: сделай так, чтобы мы уехали. Но отец у меня суровый — заявил, что, если только слух пойдет, что чиновники своих близких за город вывозят, народ поймет: все, точно труба пришла. Ну а пока они жен с детьми держат дома, значит, все еще может наладиться. Там такая история была: мэр, Тыкин Сергей Игнатьевич, и несколько его приближенных втихую целый автобус своих родственников пытались вывезти. И барахла еще туда добавили… Отец взял с собой ментов и автобус обратно завернул. Так и вышло, что я здесь остался.
Он остановился и посмотрел в окно. Там опять шел снег. Хорошо, что мы больше не умираем от холода, подумал Олег. Просто здорово, что мы не стреляем друг в друга. Несколько лет прошло, а я так хорошо помню, словно вчера это все было: метели, голодные одичавшие собаки, такие же голодные одичавшие люди, на вопрос «как дела?» легко можно было получить пулю в лоб вместо ответа. Люди умирали на улице, их тела никто не убирал, и шел точно такой же снег, укрывая мертвецов. Весной они оттаивали — вернее, то, что оставалось после собак. Но как-то ведь выжили. А некоторые умудрялись детей рожать. И кто-то еще скажет, что крысы — самые живучие существа на Земле? На-кося, выкусите… Мы выживем, как бы вы ни старались спровадить нас отсюда побыстрее.
— А что вообще случилось-то? — поторопил замолчавшего Музыканта Стасик. — Я кого ни спрошу — все совершенно разное говорят.
— Ну, если так оно и было — все совершенно разное? Исчезла связь. Вся и разом. Междугородний телефон не работает, мобильники молчат, спутниковая связь не отвечает, Интернет вырубился. Даже обычное радио не работает. Внутри города — все нормально, а куда мир снаружи пропал — непонятно. Военные тоже в панике были: вдруг Третья мировая началась, а их никто не предупредил? Военные — они, Стас, вообще так устроены, что от маленьких детей не слишком-то отличаются. Есть приказы, есть тот, кто скажет, что делать, и возьмет на себя ответственность, — замечательно. Нет такого человека — все, пиши пропало. Так вот, вырубилась связь. На вокзал перестали приходить поезда. С автострад исчезли машины. Ни одного самолета в небе. Поэтому-то многие и не стали из города бежать: неясно было, где сейчас хуже. Здесь, по крайней мере, еще можно было жить. Потом-то стало страшнее… Как будто у некоторых людей что-то в голове замкнуло и они свихнулись. Мне отец всякое порассказывал, да я и сам кое-что видел, так…
— Так он у тебя еще жив? — перебил Стасик.
— Жив, — словно нехотя выдавил Олег.
— И ты с ним общаешься?
— Случается… Я ему никогда этого не прощу. Того, что он не позволил матери хотя бы попытаться. Он же ее однажды чуть ли не из машины вытащил. Мать уже за руль села, двигатель завела. И тут он с работы возвращается: ты куда? Она: куда угодно, только подальше отсюда. Он ее при людях выволок из машины, дотащил силой до квартиры и наорал, что, мол, вообще под замок посадит.
— Ну, — осторожно сказал вестовой, — он же обо всех в Городе заботился. По-своему он разве неправ был?
— По-своему… Нельзя, Стас, быть правым по-своему. Можно быть правым и неправым — вот это я понимаю. А остальное все, дружище, словоблудие какое-то.
— Ну не знаю… Почему-то я так не думаю, Музыкант. Извини уж. А мать? Что с ней потом случилось?
— Мать, — глухо сказал Олег, — погибла. Слышал про «желтое безумие»?
— Что-то было такое. Это когда всем в каком-то районе стало чудиться, что они ослепли и перед глазами — желтая пелена?
— Именно. Оно самое. Тысячи людей бегали по улицам, орали, вопили, толкались, затаптывали друг друга… Вот и мать тоже… Затоптали. Она в тот день на какую-то толкучку пошла. Отец же принципиальный — ничего сверх пайка не возьму, и все тут. Ну, тут-то я с ним согласен. Однако паек — он же маленький. Мать ходила к каким-то спекулянтам, что-то выменивала у них. Ты уже понял, мы до Катастрофы-то небедно жили. И вот ту толкучку буквально смела свихнувшаяся толпа. Военные опоздали минут на пятнадцать. Тогда еще война банд не началась, в Городе какое-то подобие власти оставалось, и военные их слушали. Они поставили кордоны на основных улицах и оттеснили толпу туда, где они, по крайней мере, причиняли вред только себе самим. Потом, правда, все, кто сдвинулся, так же моментально прозрели. Это же, Стас, только один из тучи подобных случаев. Про крокодилофобов знаешь?
— Нет, — помотал Стасик головой.