Только бы не

— Скажешь тоже! Поэтому и нет слов, чтобы описать, какой я мудак. Никогда не прощу себя за глупость. После того, как ты рассказала мне о муже… — Таль нахмурился, подбирая слова.

— Ты сбежал от меня, как от прокажённой, — не сдержалась я.

— Вот и говорю, что мудак, а почему сбежал — сказать не могу. Нет тому объяснения. Хрен знает, что на меня нашло. Брезгливость, но не к тебе, а ко всей ситуации. Не знаю, с какой стати я подумал о дочери, она-то к той истории вообще никаким боком! Крышу снесло, короче. Очнулся — а я на байке на шоссе километрах в тридцати от города. Вернулся к себе домой, и там меня нашли люди Волинского. Тогда я, конечно, не знал, чьи они люди. Они в деталях пересказали наш с тобой разговор, поэтому я решил, что они пришли по твоей просьбе. Они угрожали мне, чтобы больше к тебе не приближался. Но я никак не мог успокоиться. Если бы у тебя были связи с такими ребятами, разве бы ты жила так, как жила? Поэтому я стал тебя искать. В полицию не пошёл. Ты их избегала, вот я и подумал, что к властям лезть не стоит. А потом увидел новости про пожар, узнал парней из охраны и понял, кто их прислал. Ты так и не появилась, вот и я решил, что Волинский тебя прячет. — Таль, сощурившись, следил за моим лицом. — Ничего этого не случилось бы, если бы я остался рядом с тобой. Прости, Виктория, я не знаю, как за такое извиниться.

— Мне было очень обидно и страшно, когда ты уехал, но сейчас это уже не важно.

— Почему не важно? Из-за Волинского?

— Он помог.

— Но вы не вместе?

— Нет, мы не вместе.

Таль вздохнул с облегчением, и от этого болезненно кольнуло внутри.

— Я подпортил мэру репутацию, — усмехнулся недобро.

— Говорят, ты устроил дебош.

— Было дело! — Таль по-мальчишески захихикал. — Видела бы ты, как Волинский мучился. Пытался меня уболтать, он же политик, но я не слушал, только что в горло ему не вцепился!

Уболтать? Похоже, Дмитрий способен разговаривать с кем угодно, только не со мной.

Таль вздохнул и опустил голову.

— Вроде рассказал тебе, что случилось, а легче не стало. Могу только пообещать, что такого больше никогда не случится. И давай, тогда уже признаюсь в остальном. — Таль положил руку поверх моей. У него сильные, красивые рабочие руки, мускулистые и перевитые толстыми венами. Воистину мужские. — Я не посмотрел ни на одну женщину с того дня, когда встретил тебя, — признался чуть хрипло.

— Это неправда, — ответила тихо, глядя на наши соединённые руки. — Ты смотрел на Кристину, когда вы разговаривали.

— Эй! — Таль игриво шлёпнул меня по предплечью. — Я ей в любви признаюсь, а она издевается!

— Сразу так и в любви? — я изогнула бровь. Рядом с Талем нет никакого смущения, и волнения тоже нет. Он свободно говорит о чувствах, даже слишком свободно, и обещает тоже быстро и много.

— Какое же сразу?! Я влюблён в тебя уже три месяца! Я не идеальный, но ты это и так знаешь. Ты видела мои самые плохие стороны, зато теперь остались только хорошие, — обещает весело, но от волнения голос чуть дрожит. — Дай мне шанс, Вик! Я думал, с ума сойду, пока тебя искал.

Таль мне сразу понравился, ещё на стоянке, когда закрыл меня в забегаловке и приказал запереться изнутри. И сейчас он мне нравится. Никто не идеален, но как же это замечательно, когда мужчина способен выразить свои эмоции! Таль не выступает передо мной, как перед высоким собранием, не сводит своё желание к физиологической нужде, а наши отношения — к проблеме наводнений на Дальнем Востоке.

— Ты удачно выбрала город, здесь для меня полно работы, и платят хорошо. Или, если хочешь, можем вообще не работать. Попутешествуем, я тебе страну покажу. Если ездить на байке, она совсем другой кажется.

У Таля приятный, музыкальный смех. Когда он счастлив, он показывает это. Он не боится нежности, поглаживает меня по руке, прислоняется к плечу.

— Не отвечай сразу, ладно? Дай мне шанс тебя убедить.

Вот так делают предложения. Вот так ухаживают, разговаривают, просят шанс. Вот так. Слышишь, Дмитрий?! Ты это слышишь, чёрт тебя побери?!

Таль проводит рукой по моему плечу, по спине, но старательно избегает шрамов. Он помнит, теперь помнит.

Я разливаю кофе по чашкам, и мы садимся за стол. Я спрашиваю его о знакомых, о бабе Зине и друзьях на стройке. Потом я переодеваюсь, и мы катаемся по городу. Я показываю достопримечательности, даже тюрьму. Всё, что угодно, только не дамбу.

— Знаешь, я хотел его убить, — вдруг говорит Таль.

— Кого?

— Волинского. Он сказал, что пытался тебе помочь, и Кристина это подтвердила, но я не верил. Думал, он держит тебя где-то против твоей воли, поэтому грозился его убить. А зря. Не знаю, как он этого добился, но тебя не узнать. Ты смеёшься, шутишь. Я не знал тебя такой. — Таль говорит обиженно, почти сердито. Он хотел мне помочь, и ему обидно, что лавры достались другому.

— Хочешь, я притворюсь, что мне плохо, и ты мне поможешь? — посмеиваюсь над его мальчишеской обидой.

— Смеёшься надо мной? Я рад, что тебе лучше.

— Ты прав, Дмитрий мне помог.

— Когда ты говоришь о нём, ты улыбаешься.

— Я ему благодарна, — я не вру, просто не договариваю.