Толераниум

– Вот это по-мужски! Наконец-то мы доросли до момента, когда сынок может прокормить семью. Но этого, – Софа брезгливо взяла пачку купюр за уголок, – многовато будет. Я куплю тебе еще пару книг о том, как правильно вести себя со взрослыми. И кстати, откуда у тебя такие «лишние» деньги?

Деликатный Бергауз напомнил Софочке, что у них через полчаса театр.

– Сейчас нам надо поспешить, а после театра мы успеем накрыть праздничный стол и заодно решим все неотложные вопросы.

«Никогда, – подумал Миша. – Никогда мы не решим никаких вопросов. Я вас ненавижу». Миша закрылся в комнате и, услышав звук захлопнувшейся за театралами двери, рванул к Агате.

Поздним вечером, уверенный, что парочка еще не вернулась после культурно-просветительского похода, Миша вернулся домой.

Вспышка ненависти и раздражения осталась под одеялом у Агаты. Миша понял, что его единственной эмоцией по отношению к близким стало безграничное, исключительное презрение. Они заслужили.

Легкий веселый храп одурманенной высоким искусством матери вызвал у Миши отвращение. Никогда в жизни ничего подобного по отношению к Софочке он не испытывал. Напряженная, исходящая откуда-то изнутри злоба, неприятие и даже какая-то брезгливость охватили его на миг, когда он вглядывался в это привычное и такое знакомое лицо. Миша наклонялся все ниже, он уже видел каждый волосок, каждое пигментное пятнышко, испарину, расширенные поры, морщинки, кровеносные сосуды, почувствовал чесночную отдушку изо рта, легкий аромат жасминового парфюма, смешанный с потом… В одно мгновение его неприязнь переросла в удушающую и неуправляемую ненависть. «Как ты могла не разглядеть во мне того, что увидел случайный встречный? Как ты могла вести меня столько лет по ложному пути?» Миша сжал кулаки до боли в суставах, и только эта внезапная боль отрезвила его сознание. Он испугался.

Отпрянув от спящей Софочки, Миша потряс головой и воровато огляделся, будто опасался наличия свидетелей. Ему показалось, что кто-то наблюдает за ним, а может, сама Софья Леонидовна только притворяется спящей.

Новый год – январь

40

С трудом открыв глаза, Георгий уставился на картонного клоуна, который раскачивался, как маятник, на новогодней елке. Клоун улыбался так приветливо, что с ним захотелось поговорить по душам. Так как клоун не ответил ни на один вопрос, Георгий решил, что слова для общения не нужны – иногда близкие понимают друг друга телепатически. Задушевному общению сильно мешали громкий стук в дверь и злые голоса. Пришлось подняться и пойти открывать, хотя кроме клоуна Георгию ни с кем не хотелось общаться. Достали! Покоя нет – и не будет!

Когда Растаман справился с замком и распахнул дверь, у него замельтешило в глазах. На пороге стояла агрессивная толпа, которая ворвалась в комнату и окружила Георгия.

– А я тебя знаю, – захихикал Растаман, тыча пальцем в грудь коменданта общежития. – А вот его – нет, не знаю. – Георгий туманно уставился на полицейского.

– Зато я тебя неоднократно знаю, – сурово пробубнил полицейский. Минимум пять раз страж закона лично задерживал Растамана в ночных заведениях по подозрению в распространении, но всякий раз отпускал. При себе у Георгия наркоты не было никогда. Весь запас уходил на собственное и ближайшее внутреннее употребление.

– Документы, пожалуйста, предъявите, – последовала просьба от полицейского.

– Этот – вечный студент. До четвертого курса добрался, – отрапортовал комендант. – Он в Доме терпимости ошивается, но и сюда часто шастает. Наркоту, наверное, таскает. И вот таких! – Комендант указал подбородком куда-то в сторону кровати.

Растаман обернулся. На кровати сидела полуголая девица, обмотанная полотенцем. Георгию самому не понравилось зрелище. Он почувствовал грядущие проблемы.

– Ну, кто тут у нас валяется без прописки? – возмутился комендант общежития.

– Щас узнаю, – засуетился Растаман. – Ты кто?

– Девушка.

– Говорит, девушка.

– Твоя! – уточнила незнакомка.

– Говорит, моя, – сообщил он гостям и озадаченно обернулся. – Ты что, серьезно?

– Восемь косяков! Если это несерьезно, я обижусь. – Девушка попыталась скорчить обиженную гримасу, но лицо расползлось в дурацкой улыбке.

– Че-то событий слишком много. Давайте постепенно. Я не успеваю. – Растаман хотел было закурить, но сдержался.

Первокурсницы жались поближе к полицейскому и пока не оправились от шока. Они весело отпраздновали Новый год, но под утро не смогли попасть домой. Их комната была закрыта на ключ изнутри, кроме того, из комнаты доносились странные звуки.

– Проверьте, не пропало ли что, – обратился полицейский к перепуганным первокурсницам. Те послушно кинулись шарить по шкафам. – Вы нарушили закон, – устало проговорил служитель порядка, обращаясь к Георгию. – Вы незаконно проникли в чужую комнату.

– Я всегда проникаю без проблем, – удивился Растаман. – Это же общежитие…

– Нет, в общежитие я не согласна, – вмешалась девица.

– А тебе дворец подавай? – съязвил комендант.

– Ты дворец хочешь? – спросила девица, обращаясь к Георгию.

– Дворец не пробовал. Хорошо вштыривает?