– Вон моя мама и моя папа! Ты на каком свете живешь? – Ребенок побежал к отцам с очевидной целью уволить обидчика.
Официант, встревоженный неизбежностью наказания, с мольбой в глазах бросился к огромному желтому поролоновому кубу, который изображал ожившую, тупо оскалившуюся от смеха говорящую мочалку.
– Губка Боб, вам пора проводить детей в детскую комнату! – нервно заверещал официант.
Мочалка просунул человеческую голову через красный рот:
– Не ори! Ждали ребенка мэра. Но Павлик заразился гипсом… – Голова указала глазами на окруженный журналистами стол.
– Пойдемте, детки, – улыбнулась жирная Какашка, обращаясь к единственному найденному ребенку. – Вам здесь точно не будет интересно, а там мы вам покажем веселую сказку…
– Да-да! – подхватил Губка Боб. – Мы покажем вам сказку, которую придумаем вместе с вами!
– Знаю я, про что может быть сказка, где в ролях говно, моча, жопа и мочалка, – резюмировал задиристый ребенок, принятый официантом за мальчика.
Полковник томился за сценой, ожидая сигнала к выходу. Давно он так не волновался. Он так и не придумал, с чего начать речь. Внезапно суетливый гомон смолк, как бывает, когда уставшая от ожидания толпа замирает в близком предвкушении обещанного действа. Полковник приосанился и решительно вышел на сцену. Он схватил микрофон, в полной тишине оглядел присутствующих и тряхнул головой, будто сбрасывая с себя наваждение.
– Дорогие товарищи! – Его голос прозвучал неожиданно уверенно и жизнеутверждающе. – Братья и сестры!
Зал разразился бурными аплодисментами. Полковник приободрился. Он выбрал верную ноту. Предыдущие годы были прожиты не напрасно. Откуда-то это обращение вдруг влетело в его мозг и вырвалось прямо из глубины души. Полковник продолжил, не сбиваясь с волны:
– Я человек честный. Должен признаться, что мне по поводу избыточного волнения дали таблеточку такую – розовую, с сердечком. Сейчас, когда я вас всех увидел, мне кажется, что я эту таблеточку выпил, хотя и не пил. Так что заранее прошу прощения, если вдруг ляпну что-то лишнее. Так вот, друзья. Я помню разные времена. Помню, когда фильмы снимали почти без слов, а люди все равно разговаривали… Глазами, руками, позами… Все понятно было. Помню, когда по телевизору секса не показывали, а дети все равно рождались. Когда слово дал и его не сдержал – потерял уважение, доверие, а то и вообще руки тебе не подавали… Мужик нормальный даже халат банный не надевал, потому как бабское это. И дети рождались только мальчиками или девочками. И хорошие такие были. – Полковник прочистил горло. – Сейчас времена другие. – Оратор шмыгнул носом и протянул указательный палец в сторону ВИП-ложи. – Вон там уважаемый пенсионер сидит, в отцы мне годится, а мальчонка симпатичный ему язык в ухо по самые гланды загнал. И ничего: еду им подают, с уважением стол накрывают. – По залу пробежал недовольный шепоток. Полковник упреждающе поднял руку.
– Грешен. Каюсь как на духу. Натурал, белый, традиционный, дети – естественным путем. Мальчик и девочка, тоже белые, без ожирения, без аллергии на лактозу и глютен, без психологов и психиатров. Правда, думают, что живут в великой стране, что заведут себе семьи нормальные… эээх. – Полковник перевел дыхание и уловил в зале недоуменный ропот. – Хотя, конечно, я согласен с последними тенденциями: половой акт, который возвели в степень преклонения, необходимо обесценить и искоренить, потому как вопрос рождаемости превратился в вопрос осеменения. А теперь вопрос осеменения превратился в вопрос размножения. А размножение – дело нехитрое. Вот у меня были в свое время голубые кролики…
Полковника несло, а в зале нарастал недовольный шум. Кто-то из присутствующих выкрикнул:
– Молодец, Полковник! Даешь голубую мечту каждому толерану!!
– И розовую! – добавил тоненький женский голос.
Полковник, возмущенный несанкционированным выступлением, в два прыжка оказался у стола нарушителей:
– Я тебе покажу толеранову мать, мать твою! Заткнись и не нарушай тишину говорящему!
Нарядный забияка в тунике бледно-розового цвета чуть выше колена испуганно прикрылся шелковым веером. Кокетливо хлопая наклеенными ресницами, он прошептал:
– Какой ты опасный… Я повинуюсь.
Его разномастные соседи взволнованно зашептались, но было очевидно – Полковника они всерьез не воспринимали. Когда он отвернулся, самые смелые показали ему языки и захихикали, довольные проказой. Самого Полковника ласково приобнял министр контроля здравоохранения и увел за кулисы.