Толчок к размышлению, или Все о сортирах

Иное дело, когда говном хотят человека унизить, подавить, заставить поверить в свою ничтожность и бессилие. В подтверждение воспользуемся описанием (из мемуаров современника) расправы над крепостным парнем, пытавшимся бежать с девушкой из помещичьего гарема:

«Явилось несколько человек с плетьми, и тут же на дворе началась страшная экзекуция. Кошкарев (помещик), стоя у окна, поощрял экзекуторов криками: «Валяй его, валяй сильней!», что продолжалось очень долго, и несчастный сначала страшно кричал и стонал, а потом начал притихать и совершенно притих, а наказывавшие остановились. Кошкарев закричал: «Что ж стали? Валяй его!» — «Нельзя, — отвечали те, — умирает». Но и это не могло остановить ярость Кошкарева гнева. Он закричал: «Эй, малый, принеси лопату!» Один из секших тотчас побежал на конюшню и принес лопату. «Возьми говна на лопату!», — закричал Кошкарев… При слове: «возьми говна на лопату» державший её зацепил тотчас кучу лошадиного кала. «Брось его в рожу мерзавцу и отведи прочь!»…»

Да, очень точное выражение «смешать с говном». И тогда, когда оно некая метафора (скажем, у Леонида Мартынова: «Вот и палят по человеку, чтоб превратить его в калеку, в обрубок, если не в навоз»), и тогда, когда никакого образного смысла — только наипрямейший…

Не хочется дальше писать, но и не написать не могу. Как рассказывают, Николай Иванович Вавилов, слава русской науки, человек, своими сортами пшеницы спасший Россию от голода, до последних дней мужественно переносил все, что пришлось испытать в сталинском застенке. Не терял веру в то, что выстоит, выйдет на свободу. Сломался тогда, когда следователь Хват нассал ему в лицо. После этого воли жить не осталось…

Ощущение, будто это происходит сейчас, на моих глазах… И я бессилен остановить хама, ссущего в лицо гению…

Говно и политика. Что лучше? (продолжение)

Приведенная ниже история случилась с великим нашим хореографом Игорем Александровичем Моисеевым. Рассказал её он сам, я при сем присутствовал. Было это в Спас-Клепиках, на съемках фильма Сергея Павловича Урусевского «Пой песню, поэт» («Сергей Есенин»). В какой-то свободный вечер Урусевский, Моисеев, приехавший со своим ансамблем поучаствовать в съемках, и Сергей Никоненко, снимавшийся в главной роли, замечательно разговорились, и почему-то все больше о сортирах. Остальным выпала роль завороженных слушателей.

Всего, что было говорено, уж и не помню (как-никак 30 лет прошло), но наиболее примечательное пытаюсь восстановить.

Итак, с началом войны Игорь Моисеев посадил свой ансамбль в поезд и начал колесить с ним по стране, держа перед собой единственную цель сохранить людей, ансамбль — дело своей жизни. Ехали, куда приглашали выступать, но при этом главных, как ныне говорят, приоритетов было два. Первый — ехали не туда, где заплатят (деньги немного стоили), а туда, где отоварят продуктами. То есть накормят и дадут еды в запас. И второй — туда, где в городе был чистый сортир. Объяснять, почему самочувствие, настроение и пр. у людей лучше после чистого сортира, не буду — читатель, полагаю, имеет на сей счет свое мнение и жизненный опыт.

На разведку всегда высылался директор труппы, еврей с библейской бородой по фамилии Бир — он и определял, исходя из этих, никем и никогда не оспаривавшихся установок, ехать или не ехать.

В одну из этих бесконечных поездок добрались до Дальнего Востока, на самом рассвете въехали в город Свободный. Отличительная особенность города была в том, что колючая проволока начиналась прямо при въезде в него, а кончалась при выезде. Поезд остановился. Моисеев вышел, осмотрелся по сторонам, на пригорке у железнодорожной насыпи увидел крепко срубленный, достаточно новый сортир. Вид у него был, в общем, располагающий: Моисеев отправился в его сторону. Одет он был по военному времени в ватную телогрейку и в ватные же штаны. Ну, были сверх того беретка и шарфик — два хилых островка интеллигентности на обезличенном сером фоне.

Не успел классик хореографии присесть над очком и задуматься о благе уединенности, как за стеной раздался шум, дверь открылась и помещение наполнилось людьми. И все в таких же ватниках и таких же ватных штанах. Береток и шарфиков, правда, ни у кого не было. Тут Моисеева прошиб холодный пот: он понял, что произошло. А произошло то, что конвоир пригнал в сортир зеков и запустил их по счету, не заглянув внутрь: ну кто там мог быть в такую рань! А это значит, что ничего не стоит этим ребятам (судя по физиономиям, отбывали они явно не по 58-й) прихватить с собой Моисеева, уже без беретки и шарфика (в остальном его костюм ничем не отличался), и оставить кого-то из своих — скажем, для попытки побега. И дальше пойдет руководитель любимого народом и Иосифом Виссарионовичем ансамбля колупать ломом на стройках социализма в городе Свободный!