Токсичные мысли. Как перестать зацикливаться на негативе и успокоить ум

Первый – я бессильна. Другие люди способны принимать решения, которые оказывают серьезное влияние на мою жизнь, и я решительно ничего не могу с этим поделать. Второй – с моим мнением не считаются. Какой же я была глупой, думая, что меня будут слушать и уважать!

Чтобы справиться с этими выводами, которые казались мне чистой правдой, девятилетний ум разработал определенные стратегии.

Во-первых, не было ничего важнее возможности свободно решать, как дальше будет складываться моя жизнь. С тех пор я делала все, что было в моих детских силах, чтобы идти своим путем. На разных этапах жизни этот принцип выражался по-разному. В девять я могла контролировать, что говорю и с кем дружу. Взрослые говорили, с кем мне жить и что есть на ужин, но не могли заставить меня общаться с ними и быть эмоционально открытой, вот я этого и не делала.

В школе я галопом выполняла на уроке классную работу – школьные задания ум интерпретировал как попытку заставить меня что-то делать. Затем я была вольна читать любимую книгу, пока остальные одноклассники дописывали работу. Когда мне говорили, что есть на ужин, давали задание в классе или предлагали сделать нечто такое же обыденное, мой ум воспринимал это как лишение свободы.

С точки зрения науки о мозге предвзятость подтверждения происходила сплошь и рядом, пока мой ум собирал доказательства моего бессилия. Он боролся за то, чтобы дать мне чувство контроля над всем. Но как вы уже поняли, эта битва была проиграна, не начавшись. Ум, разумеется, находил проблему, которую искал. Затем пытался дать мне ощущение свободы действий, изменяя происходящее снаружи. Но так как чувства не приходят из внешнего мира, то это не сработало. Разум только укреплял свою уверенность в том, что у меня настоящая проблема.

Когда я стала старше, стратегии ума по поиску свободы изменились. Меня наказывали в подростковом возрасте, например не разрешали тусоваться с друзьями, потому что я не слушалась взрослых, и тогда я испытывала очередное опустошение, лежа на детской фиолетовой кровати. Я научилась играть в эту игру. Дома я подчинялась правилам (и научилась не попадаться, когда их нарушала). Получала хорошие оценки, держала комнату в чистоте, но не потому, что это было важно для меня, а потому, что я пользовалась своим поведением как активом, чтобы выменивать его на автономию и право принимать решения.

Став взрослым, мой ум начал говорить о необходимости прикрывать тыл и делать что-то «просто на всякий случай». Я действовала исходя из того, что принесет мне наибольшую свободу и возможность выбирать. Я получала хорошие оценки в колледже, поэтому могла выбрать аспирантуру, ведь невозможность сделать выбор была худшим кошмаром для моего ума. Я нацелилась на высшую ученую степень, пачками публиковала работы, потому что чем больше у меня было достижений в аспирантуре, тем меньше на меня распространялись чьи-то правила и ограничения. Мой самый большой страх на тот момент – оказаться в ловушке на работе с ограниченной свободой, потому что нужно зарабатывать. Поэтому я жила очень экономно и откладывала денег больше, чем тратила. Хорошая финансовая подушка и многочисленные достижения в моем уме приравнивались к безопасности. Это была страховка на случай, если меня заставят делать то, что велят другие.

Я осознала, как много преимуществ дают ответственность и добросовестный труд. И я в этом не одинока. Уверена, что многие тоже откладывали деньги и получили блестящее образование, чтобы иметь как можно больше возможностей в жизни. Но я хочу до вас донести, что все мои стратегии – полезные и не очень – родились в беззащитном девятилетнем уме. План, который составил испуганный ребенок, лег в основу моей жизни на долгое время.

Вместо того чтобы жить настоящим, реагировать на то, что происходит в реальном времени, я жила по правилам своего ума, которые он составил на основе интерпретации одного-единственного события из детства. Мои действия не исходили из искреннего желания или здравого смысла в реальном времени. Их диктовал страх бессилия, страх почувствовать то, что я испытала в девять лет.

Предосторожности и достижения, которые должны были принести мне свободу, создавали ощущение захлопнувшегося капкана. Я бежала по кругу. Как ни парадоксально, страх лишиться свободы казался настолько реальным, что отобрал у меня свободу. Я преследовала «когда-нибудь», чтобы обезопасить то, что мне и так уже принадлежало. Я не замечала, что безопасность и покой уже у меня были, потому что мой ум лихорадочно пытался их поймать. Никто не должен жить в страхе, что может произойти что-то плохое, даже несмотря на результаты, которые такой подход дает в физическом мире.