Тогда в Иудее…

Абба бар Гедалия был правоверным иудеем, чтящим закон. Но господство римлян не возмущало его. Да, римляне были людьми другой веры, но они принесли на их землю порядок: прекратились мятежи и войны, разорявшие страну в прошлом. Для оборотистых, смышленых людей Рим давал большие возможности. Теперь для них были открыты все пути Ойкумены от Антиохии до далекого и почти сказочного Лондиния. Римляне нравились Гедалии своей практичностью и деловитостью. Они не питали несбыточных надежд вроде тех, какие имели некоторые из его соплеменников, не тратили сил понапрасну, если были не уверены в достижении цели. Ожидание освобождения от власти римлян Абба считал не только глупым, но и вредным. Получая информацию от своих посредников и компаньонов, он был прекрасно осведомлен о положении в империи. Абба знал, как умеют римляне расправляться с непокорными. Его египетский компаньон писал о гибели Такфарината и о печальной судьбе сына. Гедалия, как практичный человек, не верил, что необученные земледельцы и пастухи смогут победить профессиональную армию Рима. Когда при нем заговаривали о том, как хорошо живется их соплеменникам в Парфии при Артабане, а особенно в Адиабене, Гедалия лишь саркастически улыбался. Парфяне, как и римляне, были для Эрец-Исраэль чужаками, и неизвестно, кто из них был хуже.

Носильщики-эфиопы, невысокие мускулистые парни – их хорошо кормили, – подали паланкин, устроенный на римский манер с голубыми занавесями, украшенными золотыми кистями и мягкими шелковыми подушками пурпурного – модного в империи – цвета. Откинувшись на подушке и задернув занавеси, Абба бар Гедалия весь отдался плавному покачиванию паланкина – приятному ощущению неторопливого полета. В просвете между занавесями мелькали головы прохожих, стены домов и полосатые маркизы над лавками торговцев. До его уха долетал говор толпы, крики зазывал, заунывная речь на чужом языке. Носильщики остановились, пропуская римский патруль, и бар Гедалия увидел блестящие каски легионеров и наконечники пилумов. Наконец носилки остановились около небольшого двухэтажного дома. В нем находилась лавка, которая принадлежала его доверенному лицу – Елиазеру бен Иегуде. Здесь бар Гедалия встречался с другими доверенными людьми, заключал тайные сделки.

Елиазер встретил хозяина в первой комнате, почтительно встав из-за деревянного прилавка, на котором были разложены образцы товара. Внешне Елиазер больше походил на солдата, чем на торговца. И только умные с хитринкой глаза да вкрадчивый голос выдавали в нем опытного тамкара. В лавке было душно, пахло мускусом, ладаном и еще чем-то знакомым. Несмотря на духоту, у Елиазера поверх легкого хитона был надет халлук из дорогой тяжелой ткани. Он не только считал, но и говорил открыто, что он – потомок Елиазера, служившего домоправителем у Иосифа и собиравшего в путь Иакова, когда тому пришлось бежать в Ур Халдейский после некрасивой истории с правом первородства.

Елиазер проводил хозяина в покой, располагавшийся позади лавки и отделенный от нее деревянной дверью. Это был одновременно и склад, и деловой кабинет. Около узкого стрельчатого окна, выходившего в переулок, стояло деревянное кресло с высокой спинкой и обитыми тканью подлокотниками, а также несколько простых табуретов. Рядом со столом находился сундук из дерева, закрытый на большой висячий замок.

Опустившись в кресло, расправив складки халлука и удобно расположив руки, бен Гедалия посмотрел на Елиазера. Тот понял, что пришло время доклада. Подумав, с чего начать, он своим вкрадчивым голосом проговорил:

– Незадолго до вас были два грека из Декаполиса. Принесли письмо от вашего доверенного человека Хаги из Массифа. Они хотят купить по шесть мин мирры, нарда и костуса. Я так понял, что они там у себя делают нардинум, разливают его во флаконы, которые покупают у сирийцев и продают в Антиохию. А может быть, игемон, – продолжал Елиазер, – нам самим этот нардинум делать? Открыли бы мастерскую. Не здесь, а где-нибудь в Иопии или лучше – в самой Кесарии. И продавали бы. Да не в Антиохию, а прямо в Рим. Судя по этим грекам, дело выгодное: у старшего на пальце огромный золотой перстень со смарагдом.

Бар Гедалия помолчал, оценивая предложение домоправителя и ответил:

– Для этого надо уметь готовить этот нардинум. Там много всяких секретов. Таких мастеров мы здесь не найдем, а чужие свои секреты не расскажут. Самим пробовать – только товар испортить. Ты, когда продавать будешь, поговори с ними. Можешь предложить им постоянную поставку прямо к ним, в Массиф, и цену предложи хорошую.

Елиазер согласился и продолжал стоять перед хозяином, ожидая дальнейших указаний. Абба бар Гедалия молчал, перебирая пальцами корешки ладана, лежащие на столе. Худое лицо его как-то странно огрузнело, от носа к кончикам сухих губ пролегли глубокие складки.

– Ты чем-то огорчен, игемон? – спросил Елиазер.

– Не знаю, – Гедалия оставил в покое корешки ладана. – С утра у меня, Елиазер, какое-то странное чувство, словно змея подобралась к сердцу и сосет его. Будто что-то плохое должно случиться или уже случилось.