То было давно…

Деньги-то на постройку у отца. Он мне говорит, а у меня в голове «самка». Сами посудите, расстроился я. И не знаю, почему я и скажи клиенту: «А вот вы на жену как на самку смотрите?» Он встал, скоро простился и уехал. А через полчаса записку присылает – обед откладывается. Ну, хороша штучка?..

И Вася смотрел на меня, прищурив один глаз.

– Пустяки, – успокаивал я приятеля. – Мало ли что. Ну ей кажется, что ты мало отдаешь ей души. Вот уезжаешь от нее.

– «Уезжаешь». Она терпеть не может деревни. Я звал ее, дак не едет! Говорит – тощища.

– Любишь физически, – сказал доктор.

– Позвольте, позвольте, – горячился приятель Вася. – Что такое «души», «физически»? Вот вы, как и она, ерунду порете. Я-то понял, в чем дело.

– В чем же, Вася?

– Ав том, что она в библиотеку записалась. Да-с. И спрашивает меня: «Тебе нравится Катюша Маслова, из Толстого, “Воскресение”?..» Я ей отвечаю: «Нет, придумано. Да и в чем дело?» – говорю ей. Мы раньше читали на даче. А она мне говорит: «Раньше я не понимала, а теперь поняла». И ночью спрашивает меня: «Кто я, по-твоему? Лиза из “Дворянского гнезда” или Вера из “Обрыва”?» Я ей говорю: «Вот что, Софья, прошу тебя, не сделайся ты дурой из Чистопрудного переулка» (я живу у Чистых прудов). Вот вам смешно, а мне совсем не шутки. Понимаете, начиталась. Так озлилась, что уехала от меня к своей матери.

– Неужели на нее так влияет прочитанное? – говорю я.

– Бывает, – вставил доктор Иван Иванович. – Вы говорите, прочитанное влияет. Вот как влияет… Государь приезжал на днях в Москву, знаете ли, войну объявлять. Так вы не заметили, как вся Москва разыгрывала «Войну и мир» Толстого?.. Прочтите-ка первые страницы, не заметили? Да-с. Не заметили? Много есть таких. Прочтут, начитаются и дудят в одну дудку Что прочитал – таким и ходит. Умным таким. А своего ничего нет.

– Не знаю, ничего не вижу тут особенного. Женщина спросила, к какому типу она подходит, – сказал я. – Пустяки, не обращай внимания, Вася.

– Э, да-с. Вы так думаете. Вот и вы финтите, а художник. Какая ерунда получается. Не обращай внимания, говорите. Не обращайте. А вы после этого будете в дурачках ходить у ней. А мне что-то не хочется.

– Верно, – заметил доктор. – Не годится.

– Прав, – сказал Вася, указав на доктора. – Как Софья сказала мне, не знаю, почему, я вспомнил одну Ольгу. Раз я видел ее. Знаете, я взял да к ней и поехал. «Вот, – говорю, – что вышло со мной». А она слушает меня, пристально так смотрит. А я ей говорю: «Я еду к вам, на рыбную ловлю, на Глубокие Ямы. Как хорошо там, на реке». Ольга и говорит, так особенно говорит: «У вас сейчас глубокая яма. Тут, – и положила мне на грудь руку. – Это, – говорит, – вы хорошо придумали, но не всё. Возьмите, – говорит, – меня туда с собой. Или я приеду». Я удивился. «А мать что скажет? Брат и все?» – «Ничего, – говорит, – вы приятелям скажете, что обнову нашли».

В это время пришел крестьянин-рыболов Павел.

– Здрасте, Василий Сергеич, – говорит Павел. – И вот хорошо, в самый раз в Ильин день приехали. Глядел я с горки, на Глубоких Ямах, что сомов играет! Под грозу, знать. Плескают весь омут. Один, ух, здоров, видал я, пудов на восемь. Вот с тебя будет. Боле.

Василий Сергеевич открыл глаза и вдруг сказал:

– Его на утку ловить надо. Знаешь, Павел, на галку жареную поставим, на воробьев. – И Вася, взяв ружье, пошел с Павлом стрелять галку и воробьев.

Пропал Вася на Глубоких Ямах. Прошел день, другой – его нет. Я обеспокоился. Приехал Павел, на лошади и говорит:

– Василий Сергеич приезжать велел на Глубокие Ямы. Ух, и сома поймали. Здоров. Барыня с ими там. Она пымала.

– Я поехал с доктором. У большого леса, который шел в гору, лежали, как зеркала, Глубокие Ямы. С одной стороны из воды, где отражался темный лес, выглядывали бревна старой разрушенной мельницы. Иван-чай лиловыми цветами высился над водой.

Сбоку, у берега, стоял старый сарай, из которого вышла поразительной красоты юная женщина. Светлые волосы, как лен, ложились на щеки, солнце освещало добрые голубые глаза.

Когда я подошел, она, покраснев, сказала:

– Посмотрите, какого я поймала.

Я рассмеялся. Она протянула мне руку, смеясь, говорила:

– Да нет, другого. В воде. Пойдемте. Я ждала показать вам. Я его пущу опять на свободу.

Из сарая вышел Вася:

– Пойдемте, пойдемте. Смотрите, какая штука. Вот так черт.

Когда мы подошли к берегу, девушка потянула веревку и показалась огромная голова сома.

Ольга близко подвела сома к берегу и, наклонясь, говорила:

– Сом, а сом! Я тебя поймала и вот пущу опять. Ступай туда, в омут, к водяному. Когда мне будет плохо, скажи ему, слышишь, сом, а сом! Скажешь?

И странно было видеть это красивое лицо девушки рядом с мордой чудовища, которое смотрело на нее маленькими белыми глазками.

Она отвязала веревку, сказала «Ну, иди», – и толкнула морду рукой. Сом повернулся, пошевелил лентами на своей спине и медленно пошел, пропал в глубине.

В разговоре с сомом в Ольге было что-то красивое и детское.

Доктор Иван Иванович поехал вместе с Ольгой Александровной, а я и приятель Вася пошли пешком.