Тьма знает

Позже тем же днем у Конрауда была встреча со столяром и его женой, и ему рассказали новые подробности о кладе, который нашли супруги, когда наконец решили поменять кухонный гарнитур. Вся сумма, один миллион, была в нескольких пачках тысячекроновыми купюрами. Пачки лежали в целлофановом пакете, заткнутом между хлебопечкой и шкафом над нею: промежуток между ними был закрыт панелью под цвет дверей гарнитура. Пакет был с эмблемой супермаркета «Хагкёйп», сказала Фридни: она была явно рада, что наконец может облегчить совесть. Они стояли как приговоренные к смерти в своей кухне, красиво обставленной, с новой техникой и шкафами со стеклянными или деревянными дверцами. Судя по всему, на кухню здесь денег не пожалели.

— Хуже всего, если это просочится в газеты, — сказал столяр: он все еще думал о репутации своей и супруги.

— Вы точно знаете, что Сигюрвин жил здесь до вас?

— Да, — смущенно ответила Фридни. — Хотя они могли остаться и от Йоуханна. Никто их не забирал. Вот мы и оставили себе.

Ее прямота понравилась Конрауду, и он стал думать, как на их месте вообще поступали бы люди, если бы кому-то не хватало денег, и он вдруг нашел бы их в своей кухне — деньги, которые никто не спешит забрать. Фридни как будто прочитала его мысли.

— Я думаю, почти все взяли бы их себе, — сказала она. — Наверное, почти все поступили бы как мы. Правда-правда. Я думаю, что так. Мы же не хуже других, честное слово.

— Вы говорили с Йоуханном, который в свое время продал вам этот дом, купленный у семьи Сигюрвина?

— Да, я его подслушала, — ответила Фридни. — Он не понял, о чем я говорю. Но мы не сразу все потратили. Мы эти деньги стали хранить, потому что не знали толком, что с ними делать. Для нас это был какой-то шок. Вдруг — раз! — и находим такой пакет. Кто вообще такие суммы на кухне прячет?

— А потом мы хотели поговорить с вами, полицией, — прибавил Эйитль, — но как-то не получилось.

— А потом не успели мы оглянуться, как уже купили акции банка, — сказала Фридни. — И случилось с ними то, что случилось, и ни кроны у нас не осталось.

— Нам же придется это все обратно выплачивать? — спросил Эйитль.

— А вы знали, чьи это деньги?

— Разве не Сигюрвина? Нам ведь придется платить его наследникам?

— Нет никакой уверенности, — ответил Конрауд, — что эти деньги вообще принадлежали Сигюрвину, хотя это и вероятнее всего. Может, он прятал их для кого-то другого. Как там было на самом деле, никто не знает.

— Абсолютно то же самое другой ваш сотрудник сказал Эйитлю, — радостно выдохнула Фридни.

Он заметил, что супруги воспрянули духом. Когда он только пришел к ним, они были понурыми. Они показали ему, где были спрятаны деньги. Сейчас там стояла внушительная итальянская паровая печка. Эйитль сказал, что они ею вообще не пользуются. Фридни возразила: мол, иногда все-таки пользуются. Особенно хорошо в ней удавалась копченая свинина на Рождество, получалась такая сочная!

Конрауд смекнул, что тот «другой сотрудник» — эта Марта. Он рассказал супругам, что сам много лет расследовал дело Сигюрвина, а теперь он вышел на пенсию и занимается этим расследованием на досуге. Они это поняли.

— Вы правильно поступили, что связались с полицией сейчас, когда тело Сигюрвина обнаружили. Чтобы признаться в вашем поступке, вам потребовалось мужество.

— Нам показалось, что так будет правильно, — сказала Фридни. — У нас из-за этого на душе было скверно. И я вам скажу как есть: если бы мы нашли эти деньги сегодня, мы тотчас же заявили бы! Тотчас же.

— Вы не думайте, мы не воры какие-нибудь, — заверил Эйитль. — Просто так получилось. Что нам было делать?

— Значит, купюры были в целлофановом пакете?

— Да, — подтвердила Фридни. — Обычном пакете из супермаркета.

— Его вы, конечно, не сохранили?

— Мы его в мусор выбросили, — ответила Фридни. — И никому не рассказали.

— И зачем ему было держать дома столько деньжищ? — спросил ее муж.

— Это несчастливые деньги, — сердито возразила Фридни. — И хорошо, что они в кризис сгорели.

— А может, из-за них его и убили? — спросил Эйитль. — Могло такое быть?

Конрауд пожал плечами. У него были на этот счет догадки, но им было не место в этой шикарной кухне с итальянской паровой печкой у людей, растративших чужие деньги.

Он уже распрощался с супругами и сел в машину, как вдруг у него зазвонил телефон. Номер был незнакомый, и женский голос в трубке — тоже.

— Это Конрауд? — поинтересовалась она.

— Да.

— Это Хельга. Я поговорила с подругой, но она не помнит того человека, о котором вы спрашивали.

— Простите, кто это?

— Хельга.

— Хельга?

— Вы ко мне в студию заходили по этому поводу.

— Так вы из студии педикюра? — замялся Конрауд и наконец вспомнил свой визит к Хельге.

— Точно, — сказала Хельга. — Я помешала?

— Что вы, ничуть.

— В общем, она помнит тот вечер в спорт-баре, когда мы отмечали день рождения, но никакого человека в баре не помнит.

— Ну, значит, дальше разговора не будет. Я просто хотел спросить. Благодарю…

— Но у меня другое.

— Да?