Тьма знает

— Заткнись, — сказал Лео.

— Сам заткнись, — ответил Конрауд.

— Стейнар… он на меня клевещет, — произнес Лео. — Это же очевидно. Такое уже бывало. Он меня терпеть не может, вот и говорит такое. Не понимаю, зачем нам вообще это обсуждать.

— Но почему? — спросил Конрауд. — Почему ему потребовалось говорить это на смертном одре? Если он и впрямь хотел тебе насолить — почему же ждал все это время?

— Хьяльталин всегда отрицал, что угрожал Сигюрвину тогда, на стоянке, — сказала Марта и посмотрела на Лео.

— А чего вы от него ждали? — ответил Лео. — Конечно, он именно так и сделал. Что вообще за бред? Не стал бы он, в самом деле, признавать, что угрожал убить человека, который потом сразу пропал?

— Лео продумал все до мелочей, — сказал Конрауд. — Он нас использовал. Меня использовал. И я сомневаюсь, что так он поступил только один раз. А ведь мы могли бы повести расследование по другому пути.

— Да брехня это все, — сказал Лео. — Бред собачий. Если мы будем выслушивать всех этих мелких воришек, которые только и думают, как нас потопить, то нам остается просто прикрыть лавочку.

— Тебе надо было снять со Стейнара показания по форме, пока не поздно, — сказал Конрауд. — Все запротоколировать, подписать…

— Да, точно. Вот именно, — сказала Марта. — Это невозможно, увы. Ночью он скончался. Через некоторое время после твоего визита.

Услышав это, Лео рассмеялся.

— Ну конечно, он этого твоего визита не выдержал! — сказал он Конрауду. — Ты его убил: он помер от скуки!

— А Хьяльталин из-за тебя несколько месяцев проторчал в камере предварительного заключения, — ответил Конрауд, поднялся и приблизился к Лео настолько, что они почти соприкоснулись. — Из-за тебя он перенес невыносимые страдания. Ты просто позор для полиции. И всегда был им.

— Говнюк, — выругался Лео, отталкивая его. — Вы уже все? — обратился он к Марте. — Я сомневаюсь, что старик мог обо мне такое сказать. Это все Конни[19] про него насочинял, и пусть ему будет стыдно. А с меня хватит этого бреда.

Лео вылетел в коридор, сердито захлопнув за собой дверь.

— А ведь он прав, — заметила Марта. — Может, Стейнар про него все наврал, а может, это ты наврал, чтоб потопить Лео.

— Марта…

— Я не говорю, что прямо так оно и есть, но доказать другое будет трудно, так как старикашке приспичило вдруг помереть.

— Лео подзуживал свидетеля, угрожал ему, заставил его думать, будто он что-то такое услышал, хотя на самом деле это бред, — ответил Конрауд. — Мне не мешало бы расследовать его старые дела. Проверить, творил ли он раньше что-нибудь подобное.

— Да, но ничего не будет, — сказала Марта, — и ты сам это знаешь. Ничего, что бы основывалось на словах этого старика: их просто недостаточно. Отнюдь не достаточно.

Конрауд помотал головой.

— Я взяла эти твои записи, — вспомнила Марта.

— Записи?

— Из больницы.

21

Марта достала записи с камеры наблюдения в Центральной больнице. Она раздобыла их на случай, если на них покажется женщина, приходившая к Хьяльталину. Разумеется, описание больничного пастора было неточным, и Конрауд понял лишь, что искать надо женщину, которая ходит одна возле онкологического отделения. Камер наблюдения было много, и внутри, и снаружи, а у посещений в больнице было более-менее точное время. Та женщина сидела у Хьяльталина поздно вечером, когда движение людей в больнице было сведено к минимуму. Как подчеркнул пастор, другие сотрудники не знали об этом визите. Женщина ни с кем не говорила, а незаметно юркнула прямо в палату к Хьяльталину, немного посидела там и так же неслышно вышла. Когда пастор заглянул в дверной проем, Хьяльталин жестом велел ему не мешать.

— Он не хотел, чтоб пастор видел, кто к нему пришел, — заметил Конрауд и быстро промотал запись с камеры при входе в больницу с задней стороны здания, где раньше было отделение «Скорой помощи» и ездили машины.

— Почему ты думаешь, что эта женщина имеет какое-то значение? — во второй раз спросила Марта. Эти записи она раздобыла по просьбе Конрауда, но с неохотой. Она была не в восторге от того, что Конрауд собирается вести собственное расследование и этим мешать работе полиции. Однако они с ним годами работали вместе, и Марта понимала, что от помощи Конрауда в любой форме будет польза.

— Я же тебе говорил. Хьяльталин рассказал, что во время пропажи Сигюрвина был у замужней женщины. А вдруг это она?

— Но ведь это была его самая большая ложь?

— Не один он лгал нам, — ответил Конрауд, думая про Лео.

— Ты считаешь, они с тех пор так и поддерживали отношения?

— А почему бы нет? — сказал Конрауд. — А может, они много лет назад расстались, и ей захотелось в последний раз проститься с ним.

— И поблагодарить его? Он через слишком многое прошел, чтоб вовсе про нее не упоминать.

— Вот именно. Поблагодарить его за все. Он этого заслуживал. Ты когда-нибудь разговаривала с Хьяльталином обо мне, когда он в тот раз сидел в КПЗ?

— Конечно, — ответила Марта.

— Я имел в виду, о личном, — уточнил Конрауд. — Ты ему что-то подобное рассказывала?

— Нет. Совсем нет.