Тьма знает

— Этого Хьяльталина, к счастью, так и не осудили, а сейчас он, болезный, и вовсе помер, так что… А тут еще этот труп на леднике нашли… Я об этом думал с тех самых пор, как увидел репортаж по телевизору.

— О чем думал? О чем вы говорите?

Стейнар открыл глаза и посмотрел на Конрауда.

— С этим Лео раньше были шутки плохи. Когда ему в былые времена надо было кого-то за решетку законопатить… садист проклятый! Ему руки распустить было раз плюнуть. Однажды он меня так пнул — я потом несколько дней ходить почти не мог. В унитаз меня головой окунал. Хотя, наверно, вы про все это и так знаете. Наверное, вы и сами были не лучше.

— Я не как Лео.

— Мне наср… наплевать, — прошептал Стейнар. — Он мне больше ничего не сделает. Это он все там придумал.

— Что?

— Он угрожал мне упечь меня за это убийство. Говорил, что у меня, мол, алиби нет. А я так разнервничался, так испугался, потому что у меня было такое…

Стейнар снова прикрыл глаза. Он обессилел, и Конрауд понял, что больше не сможет находиться с ним.

— …прошлое, и он знал, что может устроить мне кучу проблем. Он был уверен, что этот Хьяльталин виновен, надо это только довести до ума. Он так прямо и сказал: «Довести до ума».

— И что?

— Я видел, как они скандалили. Хьяльталин и Сигюрвин. Это не вранье, Хьяльталин тогда, на стоянке, вел себя весьма резко, как будто хотел ему навалять.

— И?..

— Но я толком не расслышал, что они говорили.

Конрауд во все глаза уставился на старика.

— Что вы хотите сказать?

— Я не слышал, чтобы Хьяльталин крикнул, будто собирается убить Сигюрвина.

— Что вы говорите!

— Я не слышал, чтоб он крикнул: «Убью тебя, гад!» Не слышал, и все. Я вообще там толком не расслышал. Это Лео мне навязал. Будто Хьяльталин так сказал. То есть, может, он это и говорил, но, может быть, и что-нибудь другое.

— Вы всерьез так считаете? — спросил Конрауд. — Сейчас?!

— Я не хотел уносить это с собой в могилу.

— Стейнар?..

— Это правда, — заверил Стейнар. — Истинная правда.

— Думаете, этому поверят? Может, вы просто наговариваете? Мстите ему?

Стейнар что-то ответил, но Конрауд не расслышал. Он склонился над стариком.

— Сами решайте, чему верить, — прошептал Стейнар. — Я-то сам толком слов не разобрал. Это Лео на меня надавил. Он мне так угрожал! Хотел на меня это убийство повесить. И я не посмел иначе… Ведь Хьяльталин и это мог сказать. Я про это ничего не знаю. Он был очень грозный. И Сигюрвин тоже. Я не слышал, из-за чего они там поссорились. Но… это Лео. Это он все выдумал. Он внушил мне, что я могу загреметь за решетку и что такие слова запросто могли прозвучать. Что это было вероятно.

— Да, Стейнар, я не могу…

— Вот какая правда в этом деле!

— А из-за чего же они поссорились?

— Вот уж не знаю. Я только знаю, что Лео, сволочь эдакая, силком заставил меня считать вот так.

— Это же… Стейнар?

Стейнар закрыл глаза, а у его кровати вырос медработник и велел Конрауду уходить. Он в нерешительности стоял над стариком, который не шевелился. Потом он отчаялся ждать, поблагодарил медработника, достал телефон и стал звонить Марте.

20

На следующий день Конрауд сидел в Мартином кабинете — и тут она ворвалась в него как буря, волоча за собой Лео, и тщательно закрыла за ними дверь. Лео не удостоил Конрауда взглядом, а встал у входа, скрестив руки — словно завязав на груди тугой узел. Они с Мартой поссорились и оба еще кипели, когда она уселась за письменный стол и указала на Конрауда пальцем.

— Ничто из того, что здесь будет сказано, не выйдет за пределы этого кабинета, понятно?

— Он сознался в том, что врал? — полюбопытствовал Конрауд.

Был полдень, на улице шел град и стремительно темнело. Последние дни осени были мягкими и светлыми, а сейчас стало холодать, случались морозы, дни становились короче. По утрам Конрауду приходилось соскребать изморозь со стекол машины. Это время ему не нравилось. Ему хотелось, чтоб вокруг него все дни было тепло и светло.

Лео был плотного телосложения, ему было за шестьдесят, борода вокруг рта и на подбородке коротко острижена, лицо смазливое, глазки маленькие, каменно-серого цвета, стремящиеся ничего не пропустить. В полицейских кругах его привечали, ведь он славился тем, что принимал проблемы сотрудников близко к сердцу и занимался их общими делами. Они с Конраудом одно время много работали вместе — но это было так давно, что их дружба уже успела остыть.

— Я этот бред слушать не желаю! — сказал Лео, собираясь открыть дверь и тотчас выбежать вон с этого собрания. У него были проблемы с алкоголем, и он уходил на некоторое время в неоплачиваемый отпуск.

— Стоять, черт тебя дери! — прошипела Марта. — Конрауд, сдерживайся!

— Старый Стейнар — придурочный маразматик, — сказал Лео. — Не понимаю, как ты вообще можешь ему хоть в чем-то верить. Просто не понимаю.

Он обращался к Марте, словно Конрауда с ними не было.

— Ты понимаешь, Марта, что это значит, — сказал Конрауд. — Если хоть в чем-то поверить Стейнару, то невозможно хоть сколь-нибудь серьезно относиться к расследованиям, которые проводил этот вот человек. Ни к единому из них. В чем он еще солгал? Что внушил? Что выбил угрозами и унижениями?