Тьма всех ночей

Так. Старец входит во двор, где плотник и кузнец спорят с каменщиком о починке внутренней стены. Их доводы и весь остальной шум — в замирает. (Кроме игры на трубе: трубач ничего и боялся.) Они приходили в ужас от человека, который никогда не умрет. Хотя Старец не делал ничего такого, чтобы внушить страх.

Так. Вартлоккур гуляет по двору, где четыре маленькие девчонки прыгают через скакалку под музыку трубача. Он с любопытством наблюдает ними, остановившись поодаль. Но когда он подходит поближе, чтобы спросить о песенке, девчонки убегают. Ужасно обидно. Остается только трубач. Он не приходит в ужас от убийцы Ильказара.

Обиженные, оба чародея скрывались от своих слуг. Старец становился раздражительнее, Вартлоккур спокойнее. Но каждый из них утешал себя знанием своего преимущества над страхами этих людей: время. Поколения будут сменять друг друга, а они останутся. Настанет день, когда эти испуганные детишки станут дедушками других таких же. И страх, как соль из земли, выветрится из них.

И несколько столетий спустя люди больше не боялись своих хозяев. Старец мог разговаривать с плотником и не делать вид, будто не замечает, что плотника бьет дрожь от страха. Вартлоккур мог держать один конец скакалки для прыгающих девчонок, чтобы они потом благодарили его, называя «дядя Варт».

Но всегда был трубач, который ничего не боялся.

Столетие пришло и ушло, медленно, со своими переменами. Однажды за завтраком чародей сказал:

— Я не вызывал видения много лет. Мне интересно…

— Прояснился ли туман на твоей линии жизни? — улыбнулся Старец. Видение обещало разнообразие в этой жизни. — Нам надо будет пойти в Башню ветров?

— Абсолютно верно, — ответил Вартлоккур, заражаясь его возбуждением. — Будь у меня бог-покровитель, я бы помолился.

— Мне следует запечатать дверь? — спросил Старец, когда они вошли в рабочую комнату чародея.

— Да. Я не хочу, чтобы кто-нибудь помешал.

Старец быстро выполнил простое заклинание. Дверь стала частью стены.

Вартлоккур прошел к столу, где лежали пыльные тауматургические и некромантические инструменты, не используемые со времени последнего видения. Все прошедшее столетие он лишь читал и изучал магию. Но ни знание, ни мастерство не оставили его. Вскоре зеркало на стене вспыхнуло, показывая быстрый калейдоскоп изображений будущего. Чародей шептал заклинания, сужая направленность зеркала, пока не увидел именно то, что его интересовало.

Тучи, заслонявшие реку времени, выцвели. Он смотрел в будущее и видел нечто из предстоящего сражения. Его теории казались верными. Рок и Судьбы не поладят друг с другом. Он смотрел на свою женщину и ловил мимолетное видение ее лица.

— Ах! — вздохнул Старец. — Она прекрасна. — Его глаза искрились высоким пониманием знатока. К тому времени, как лицо в зеркале исчезло, оба его хорошо изучили.

Волосы черные как вороново крыло, длинные шелковистые. Глаза как черное эбеновое дерево, с блестками золота. Губы полные и красные, и нечто в уголках рта подсказывало, что она редко улыбается. Было еще у ее бровей что-то такое, что предполагало, что она будет легко загораться гневом. Одухотворенная, но печальная. Изящный овал лица с нежными чертами, отмеченный печатью одиночества. Оба мужчины узнали этот взгляд. Они достаточно часто видели его друг у друга.

Она была там и исчезла, но они оба узнали и знали ее. И Вартлоккур любил ее.

— Как долго? — спросил Старец.

Вартлоккур пожал плечами.

— Меньше, чем столетие. Ждать уже меньше, чем сто лет назад, но дольше и труднее после того, как я видел ее. Посмотрим еще разок через пятнадцать или двадцать лет.

— Это у меня разыгралось воображение?.. У тебя не было впечатления, что ссора между Судьбами и Роком просто-напросто ревность? Такое впечатление, что они решили сделать весь мир кровавой шахматной доской, но не из-за простой старомодной жадности. Положение, когда будет править либо наука, либо колдовство, — это только побочный результат поединка. В целом битва преследует более глобальные интересы.

— Может быть, — сказал Вартлоккур после минутного размышления. — Мне на ум приходит похожий случай. Это было в Итаскии. Итаскийский король имел два вида денежных средств и доходов. Один принадлежал ему как отдельному человеку. Второй принадлежал королю, представляющему государство. Граница между ними была очень расплывчата. В те времена, о которых я говорю, были два официальных фискала: королевский казначей и министр финансов, два человека, враждовавших между собой. Каждый пытался свалить другого, обвиняя его в нарушениях закона, некомпетентности и тому подобном. Чего оба хотели на самом деле, так это полного контроля за деньгами. Сражаясь за него во имя королевства, они почти развалили Итаскию.

— Я помню. Я сильно смеялся, когда король, к которому они обратились, снес им головы. И вижу аналогию. Рок выступает как Казначей, представитель Богов. Судьбы — Министр, ответственный за вселенную. Обе стороны хотят получит право штамповать человеческие дела.

— Кстати. Остается удивляться, что мы будем делать, становясь на какую-либо сторону.