И вот теперь Бонни нависала над ней, только лицо ее было перевернуто, а глаза закрыты. Она стояла на коленях у подушки Мередит, и их носы едва не соприкасались. Добавим к этому странную бледность ее щек и быстрое теплое дыхание, щекотавшее лоб Мередит, – и любой –
Мередит глядела в полумраке на эти жуткие закрытые глаза и ждала, когда Бонни что-нибудь скажет.
Но Бонни села, потом встала, а потом, двигаясь спиной вперед, идеально ловко дошла до стола, где заряжался мобильник Мередит, и взяла его в руки. Видимо, она включила встроенную видеокамеру – по крайней мере она открыла рот и стала жестикулировать и что-то говорить.
Это было невыносимо жутко. Не было никаких сомнений в том,
«Может быть, оно и живет задом наперед, – думала Мередит, пытаясь отвлечься, пока пугающие звуки все лились и лились, – и ему кажется, что задом наперед живем мы. Может быть, мы с ним просто… не пересекаемся…»
Она поняла, что ее силы на исходе. Ей уже стало казаться, что она понимает смысл этих слов и даже целых фраз, произнесенных в обратном порядке, и там не было ничего приятного. Пожалуйста, ну пусть это прекратится, и прекратится немедленно.
Завывания, бормотания…
Лязгнув зубами, Бонни закрыла рот. Звуки оборвались. А потом, словно на видеозаписи, прокрученной задом наперед на замедленной скорости, она, пятясь, дошла до спального мешка, присела на корточки, заползла в мешок, положила голову на подушку – и за все это время ни разу не открыла глаз.
Мередит никогда не видела и не слышала ничего более страшного – а уж страшного Мередит видала и слышала немало.
И еще. Оставить запись до утра Мередит просто не могла, как не могла она, скажем, взлететь. По крайней мере без посторонней помощи.
Она встала, на цыпочках дошла до стола, взяла мобильник и вышла в соседнюю комнату. Там она подключила телефон к своему компьютеру, чтобы прослушать это записанное задом наперед сообщение по-нормальному.
Она послушала его один раз, второй и приняла решение: Бонни вообще не должна его слышать. Она перепугается до одури, и тогда друзья Елены лишатся возможности взаимодействовать с паранормальным миром.
Помимо неестественно звучащего голоса, там были еще и звериные завывания… а уж сам голос ни в коем случае не был голосом Бонни. Это вообще не был человеческий голос. Когда запись воспроизводилась в нормальном направлении, он звучал едва ли не страшнее, чем в обратном, – и, возможно, это означало, что, кем бы ни было это существо, для него было естественно говорить задом наперед.
Сквозь завывания, искаженный смех и звериные звуки, словно бы доносившиеся прямо из саванны, Мередит сумела разобрать и человеческие голоса. И хотя от такой работы волоски у нее на коже встали торчком, будто на морозе, она постаралась вычленить из этой какофонии слова. Мередит стала соединять слова, и вот что у нее получилось:
«Прара… бушшш… денннйе… бу-у-у дет… ф-ф-ф-ф… не… запныммммм и с-с-с-с… тражжжж… ным. МЫЫЫЫЫЫЫ с та…. БОЙЙЙЙЙ… да-а-ал жныыыыыы бытьрядомммммм…. ка-а-а… гда-а-а-а… она пра-а-а будитц-ц-ц-ца. ПОТОМ… назззззззз… („ней“? или это было просто завывание?) ужжжжжене… буууудет. ЭТОРРРРРР… абоута… длядруууу… гих-х-х-х-х… рукхххх…»
Вооружившись бумагой и ручкой, она записала:
Мередит аккуратно положила ручку рядом с расшифрованным сообщением.
Потом она вернулась в комнату, опять залезла в спальный мешок и, свернувшись калачиком, некоторое время пристально смотрела на неподвижную Бонни, как кошка на мышиную нору, пока, наконец, вожделенная усталость не унесла ее в черноту.
–
– Я рассказала уже три раза. Думаешь, на четвертый что-то изменится?
– Ладно, – моментально переключилась Бонни. – Пробуждаться будет Елена. Во-первых, мы с тобой должны быть рядом, а во-вторых, если кто и нуждается в том, чтобы пробудиться, так это она.
– Именно, – ответила Мередит.
– И вспомнить, кем она была.
– Точно, – ответила Мередит.
– А мы должны помочь ей вспомнить!