Читаем Тьма египетская полностью

   — О, сосуд мудрости и обелиск предусмотрительности, уже можно убить этого серолицего убийцу. Он ведь уже всё важное рассказал. Всё записано на папирусе, и можно снять с папируса копию и заставить молодого жреца выучить записанное наизусть. Он больше не нужен. Его нельзя пускать в Фивы, ведь даже крестьянин не пускает шакала в птичник. Убей его, пока не поздно и Апоп не проведал, что он здесь!

<p><strong>30</strong></p>

Получилось очень удачно. Выглядело всё так, будто трое солдат ворвались в дом, но один тут же наткнулся на копьё, зачем-то вкопанное хозяином в землю перед входной дверью. Второй поскользнулся и разбил себе голову о поддерживающий крышу столб. А третий сам проткнул себя мечом, видимо, по неопытности.

Са-Амон выглянул наружу. Домик, где совершилась эта неописуемая трагедия, стоял на окраине, даже, можно сказать, на отшибе, за маленьким отводным каналом, закрытый от деревни двумя большими акациями. Посланцу Амона не было никакого дела до того, какие мысли придут в голову хозяевам, когда они явятся домой со своего поля и обнаружат кровавую картину. Он бодро бежал в сторону тропинки, что начиналась за мусорной кучей и уводила в тростники. У него уже был план. Небамон пойдёт по следам гиксосского отряда, а он сам по следам Небамона. Потеряв оба «подарка», полководец Птаха должен был решить, какой для него важнее, и, судя по тому, что в тростниках тихо, уже решил. Он пошёл за мальчиком.

Са-Амон был сыт, вооружён и более уверен в успехе, чем даже тогда, когда находился связанный в двух шагах от носилок Мериптаха.

Преследовать отряд воинов Птаха было легко. Они оставляли массу следов и, поспешая изо всех сил, передвигались не быстрее скарабеев. За скалою, возле которой состоялся барабанный налёт, долина начала расширяться и ветвиться несколькими тропами. Небамон, озабоченный скрытностью своего передвижения, не всегда двигался кратчайшим путём, кроме того, он продолжал сторониться деревень. Преследователь никогда не шёл в обход, решительно срезал путь, даже если приходилось продираться сквозь щели в скалах, заросшие ежевичником. Однажды он чуть-чуть не попал в львиное логово — предупредил чудовищный запах падали. Из предосторожности забрался на дерево, спугнув двух мокроклювых грифов. И в каких-нибудь тридцати шагах слева увидел на белых валунах распластавшиеся под тяжестью сытости рыжие расслабленные шкуры с живущими отдельно хвостами. Где-то там, впереди, среди водных пятен и пальмовых куп мелкие признаки движущегося отряда. Кроме того, Са-Амон, как ему показалось, понял, куда именно направляет Птах свою мстящую длань. Наверняка вон к тому бледному дымку, поднимающемуся из углубления в лысине пологого холма. Там стоянка азиатов? Странно. Так или иначе, Небамону не миновать этого места. Чтобы опередить его или хотя бы не слишком отстать, надо взять правее. По вон тем дамбам.

Сооружали их во времена догиксосских династий, и теперь эти земляные насыпи были близки к состоянию почти полной негодности. В них были дыры, наполненные грязной жижей. Са-Амон преодолевал их, погружаясь по горло. Тело его покрылось серой коркой, как панцирем. Поверху дамбы поросли мелким, жёстким кустарником, ходить по ним лучше было бы не босыми ногами. Но все эти мелкие препятствия воин Амона не замечал. Две сонных, полуденных деревни лежали у него на пути. Он пересёк жаркие, пыльные поселения в полнейшей тишине. Те, кто его увидел, не смели издать ни звука. Громадный человек, увешанный мечами и покрытый грязью, молча бегущий мимо белых домов, это было слишком удивительно.

Солнце перевалило далеко за середину небосвода, когда Са-Амон оказался вблизи от замеченного дыма. Двинулся вокруг него и почти сразу же наткнулся на следы пехотинцев Небамона. Богиня удачи улыбалась ему. Прячась за камнями и кустами, он начал подниматься вверх по склону. Всё сильнее пахло дымом. Добравшись до вершины и выглянув из-за камня, Са-Амон увидел перед собою укромную, удобную площадку, как бы устроенную в глубине мелкого треугольного кратера. На этой площадке дотлевало несколько разных по размеру кострищ — то, что осталось от палаток и повозок, — валялось с полтора десятка трупов и ещё стоял в воздухе привкус недавнего боя.

Конечно, это был не лагерь азиатов.

Обычное логово обычной банды. Впрочем, необычной. Кто-то хитрый придумал подражать в своих набегах на деревни тактике всадников шаззу. Добыли лошадей, вон они повсюду валяются с перерезанными глотками, и стали носиться но вечерним дорогам, парализуя всякую волю к сопротивлению. Пару изрубленных барабанов Са-Амон хорошо разглядел на белом песке меж кострами. Воины Птаха яростно прошлись по ним своими мечами, мстя за пережитый утром страх.

Конечно, никакого саркофага с Мериптахом в выжженном логове не было.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги