Вир бежал без паники, хоть ему и было страшно. Выискивал лучший и самый быстрый путь среди зарослей и старых мавзолеев. Понимал, что метаться, словно заяц, сейчас глупо. Подвернуть ногу или заблудиться -- это значит задержаться, а счет шел на минуты. Мелкая собачонка с жуткими глазами, конечно, не преодолеет забор, но ей достанет ума пройти еще четыреста ярдов до решетчатых ворот и пробраться между прутьев, благо ее размеры подобное позволяли.
Так что Вир держал путь на темный контур на фоне звездного неба, торчащий над каштановой рощей — один из множества храмов Шестерых, отстроенных в Рионе. Дважды останавливался, оглядывался, прислушивался, стараясь дышать не очень громко. Тихо, пусто, но он не обманывал себя ложными надеждами.
Собака — это собака. Неважно сколь странной и маленькой она выглядит. Нюх у нее получше человеческого. Да и слух тоже. Если бы она не ленилась, то уже догнала его. Но и так найдет со временем.
На секунду Вир застыл, подумав, что ведь кроме собаки есть еще ее хозяин — тучный треттинец, выдающий себя за того, кем он не является. И уж не загоняют ли его в ловушку?
— Нет, — пробормотал он, на всякий случай доставая из-под рубашки нож. — Дорогу выбираю я сам.
Оказавшись рядом с кладбищенской стеной, он услышал далекую песню. Где-то в городе, возможно в квартале отсюда, продолжал гулять беспечный народ.
Негромкое рычание заставило Вира резко развернуться и покрепче сжать рукоятку ножа. Собака сидела на одном из памятников, приподняв губу и обнажив мелкие зубы. В горле у нее влажно клокотало, и в другое время стоило бы посмеяться над этим. Подобную шавку одним ударом ноги можно отправить к облакам. Но сейчас от нее просто смердело смертельной угрозой.
— Шла бы ты домой, — предложил ей Вир.
Собака отряхнулась, и белая пушистая шубка с отвратительным треском сползла с нее. Так лопается и расползается свиная кишка, в которую неумелый мясник напихал избыток фарша, желая сделать побольше колбасы.
Существо, появившееся на месте собаки, оказалось точно таким же большим и уродливым, как и тень, которую ранее видел Вир.
Массивное, тяжелое, ничуть не уступающее размерами крупному пони, с серебристой лоснящейся шерстью, оно напоминало одновременно: мощной широкой пастью — гиену, голым длинным хвостом — крысу, грацией, пластикой и усами — кошку. Зубы у него оказались редкими, крупными, а слюна, стекающая с черных губ, вонючей.
Но страшнее всего оставались глаза.
Алые.
Огонь внутри черепа не ослабел, а еще сильнее разгорелся, просвечивая сквозь кости бледно-розовым светом.
Вир заметил, как «собака» вся подобралась, не спуская взгляда с его шеи. Круглые уши прижались, загривок вздыбился, ноги напряглись. Он знал, что зверь готовится к прыжку — и через долю секунды так и случилось. Серебристая туша взвилась в воздух, вытянулась в струну, страшные челюсти громко клацнули, хватанув воздух, так как плоть парня на несколько кратких мгновений стала нематериальной.
Вир видел, как сквозь него пролетело чудовище, врезалось в кладбищенский забор, по кирпичам которого разбежалась целая сетка трещин.
Удар по левой лопатке. Вир обратился к светлячку за помощью, даже не осознавая, насколько просто у него получилось. Знал лишь, что тот, отдав ему силу, погас и исчез с коряги на какое-то время.
Он и не думал сражаться с шауттом или кем там была эта тварь, побежал через кладбищенский участок, преодолев сотню ярдов за один удар сердца — а «собака», уже пришедшая в себя, неслась следом, сшибая мордой могильные памятники, разбивая их на осколки, словно они были сделаны не из гранита, а из гипса.
Вир, понимая, что нет шансов скрыться от нее здесь, сжег еще одного светлячка и
Мир смазался в одну черную кляксу, лопнул звоном стекла, и Вир рухнул на гладкий пол, вместе с разбитым цветным витражом, украшавшим восточную часть стены храма. Сейчас пустого, укрытого глубокими тенями.
Сквозь разбитое окно тёк лунный свет, играя серебряными прямоугольниками на открытых поверхностях, колоннах, лестнице и лицах Шестерых. Эти пятна света резко контрастировали с чернильно-черным мраком, расползающимся от стен.
Вир потряс головой, прогоняя шум, он сильно ударился. Посмотрел на горевшие болью ладони. С них тяжелыми частыми каплями, пачкая идеальную храмовую белизну плит, падала кровь. Он
Он закрыл глаза, слыша тяжелый стук крови о камень, сосредоточился. Снова несуществующая Нэ без всякой жалости ударила его палкой по лопатке, да целых три раза и парень, не ожидая такого толчка, подался вперед, упал на колени.
—