Титан (The Titan)

From New York, Vermont, New Hampshire, Maine had come a strange company, earnest, patient, determined, unschooled in even the primer of refinement, hungry for something the significance of which, when they had it, they could not even guess, anxious to be called great, determined so to be without ever knowing how.	Из Нью-Йорка, Вермонта, Нью-Хэмпшира, Мэна стекался сюда странный, разношерстный люд; решительные, терпеливые, упорные, едва затронутые цивилизацией, все эти пришельцы жаждали чего-то, но не умели постичь подлинной ценности того, что им давалось, стремились к славе и величию, не зная, как их достигнуть.
Here came the dreamy gentleman of the South, robbed of his patrimony; the hopeful student of Yale and Harvard and Princeton; the enfranchised miner of California and the Rockies, his bags of gold and silver in his hands.	Сюда шел фантазер-мечтатель, лишившийся своего родового поместья на Юге; исполненный надежд питомец Йельского, Гарвардского или Принстонского университета; вольнолюбивый рудокоп Калифорнии и Скалистых гор, с мешочком серебра или золота в руках.
Here was already the bewildered foreigner, an alien speech confounding him-the Hun, the Pole, the Swede, the German, the Russian-seeking his homely colonies, fearing his neighbor of another race.	Уже стали появляться и растерянные иностранцы - венгры, поляки, шведы, немцы, русские. Смущенные незнакомой речью, опасливо поглядывая на своего соседа чуждой национальности, они селились колониями, чтобы жить среди своих.
Here was the negro, the prostitute, the blackleg, the gambler, the romantic adventurer par excellence. A city with but a handful of the native-born; a city packed to the doors with all the riffraff of a thousand towns.	Здесь были проститутки, мошенники, шулеры, искатели приключений par excellence! [1] Этот город наводняли подонки всех городов мира, среди которых тонула жалкая горстка местных уроженцев.
Flaring were the lights of the bagnio; tinkling the banjos, zithers, mandolins of the so-called gin-mill; all the dreams and the brutality of the day seemed gathered to rejoice (and rejoice they did) in this new-found wonder of a metropolitan life in the West.	Ослепительно сверкали огни публичных домов, звенели банджо, цитры и мандолины в барах. Сюда, как на пир, стекались самые дерзновенные мечты и самые низменные вожделения века и пировали всласть в этом чудо-городе - центре Западных штатов.
The first prominent Chicagoan whom Cowperwood sought out was the president of the Lake City National Bank, the largest financial organization in the city, with deposits of over fourteen million dollars.	В Чикаго Каупервуд прежде всего отправился к одному из наиболее видных дельцов -председателю правления крупнейшего в городе банка, "Лейк-Сити Нейшнл", вклады которого превышали четырнадцать миллионов долларов.
It was located in Dearborn Street, at Munroe, but a block or two from his hotel.	Банк помещался на Дирборн-стрит, в Мунро, всего в двух-трех кварталах от гостиницы, где остановился Каупервуд.
"Find out who that man is," ordered Mr. Judah Addison, the president of the bank, on seeing him enter the president's private waiting-room.	- Узнайте, кто этот человек, - приказал мистер Джуд Эддисон, председатель правления, своему секретарю, увидев входившего в приемную Каупервуда.
Mr. Addison's office was so arranged with glass windows that he could, by craning his neck, see all who entered his reception-room before they saw him, and he had been struck by Cowperwood's face and force.	Кабинет был устроен так, что мистер Эддисон, не вставая из-за своего письменного стола, мог видеть сквозь внутреннее окно всякого, кто входил к нему в приемную, прежде чем тот видел его, и волевое, энергическое лицо Каупервуда сразу привлекло к себе внимание банкира.