Читаем Тишайший (сборник) полностью

После той речи полюбили во Пскове простые люди Ульяна. Только тогда ни Гаврила, ни Томила Слепой, ни тем боле степенный Максим Яга не поддержали Ульяна. Дворян да богатых посадских людей в городе было много. Тронешь их – огромную силу против себя направишь. Не решился Гаврила на ссору с дворянством. Но нужно, нужно помочь бедным людям.

Едва подумал об этом, выкатился из-за угла, из переулочка, чернец – и к Гавриле. Как только успел заметить! Из-под рясы, целя в живот, вытащил длинный, тонкого лезвия нож. Чернец-то, сволочь, глазами в глаза, чтоб отвести взгляд старосте, а Гаврила увидал-таки подколодную змею. Рукой за лезвие схватил. Разрезая ладонь, выдернул у монаха нож. Другою рукой татя за шиворот, да рванулся кормленый пес бешено. Остались у Гаврилы в левой руке – изрезанной – нож, в правой – широкая полоса черной рясы. Этой рясой перемотал Гаврила руку. Сунул ее за пазуху, чтоб глаза людям не мозолить, чтоб кого ненароком не напугать.

Нож спрятал в сапог. И первый раз в жизни не перекрестил Гаврила лба в благодарность Всевышнему за избавление.

Быстро шел он по городу. Посмотрел, как раздают людям хлеб на неделю. Спросил, есть ли недовольные. Ответили благодарностью. Никогда, мол, еще так о людях меньших в городе не помнили, как теперь.

Прошелся Гаврила по стене. Посты проверил. Все было в порядке. У Мирона Емельянова пушку осмотрел. Как самовар чищена, глядись, коль хорош собой. Похвалил Мирона Гаврила, а тот рад, схватил тут же бархата кусок и давай ядра тереть. Гаврила его не остановил. О Мироне пушкари говорили с уважением: дурак дураком, а работящ и меток на диво, никого во Пскове метче его не сыщешь.

Со стены было видно, как возле Снетной горы на реке Великой шла работа: Хованский наводил мост. Между Любятинским и Снетогорским монастырями вместо одного, подожженного Донатом, острожка стояло теперь два. Еще один острожек Хованский поставил под самым Псковом, напротив Власьевских ворот.

Пора!

Ждать – себе вредить. Нужно расправиться с полком Хованского. Хованский засылает во Псков соглядатаев, дворяне шушукаются. А сегодня вон оно! – из Троицкого дома, от самого архиепископа, весточка. Ноет рука, нож в сапоге ноге мешает. Почтовые голуби летают над городом. Спроста ли? Вон опять идет. Высоко.

Гаврила, следя за почтарем глазами, подозвал Мирона:

– Из пищали стрелять умеешь?

– Умею.

– А из лука?

– Умею.

– Голубя видишь?

– А как же!

– Вот как еще полетит, сбей мне почтаря.

– Из лука или из пищали?

– Чем придется.

– Собью, – сказал Мирон твердо. – Стрелой возьму.

<p>Во всегородней избе</p>

Ах, как Гавриле недоставало Томилы Слепого! Староста собирался принять очень важное решение, а посоветоваться было не с кем. Михаил Мошницын, второй староста, только место занимал во Всегородней избе. Ни в какие дела он не вмешивался. Ничего не решал. Мол, выбрали меня, вот я и сижу. Только за все тутошние дела я не ответчик! Гаврила, глядя на молчаливых попов и дворян, прежде чем говорить, похрустел пальцами – волновался.

– Все, кто не помогает городу, – сказал наконец Гаврила, держа пылающую руку на груди, – все, кто не помогает нам стоять против князя Хованского, стоят за князя. Максим Яга, готовы ли стрельцы и ополчение выйти за город на решительный бой?

– Мы готовы! – сказал Максим Яга, тяжело поднимаясь с места.

– Хоть сегодня в бой! – крикнул Прокофий Коза.

– Сегодня не к чему идти, – возразил Максим. – Нужно обождать Доната с отрядом. У него три сотни конницы. Большая сила.

– Хованский строит мост. Хованский строит острожки под самыми стенами города, а мы чего-то ждем, – сказал с укором Гаврила стрелецким начальникам. – Хватит ждать!

– Верно, хватит, – поддержал Гаврилу поп Яков.

Поднялся Ульян Фадеев:

– Позволь мне, Гаврила, нынче сделать вылазку и разорить острожек против Власьевских ворот. Он нам помешает, когда всем городом пойдем на Хованского.

– Ты пойдешь и спалишь острожек, – сказал Ульяну Гаврила, – но не тотчас. Теперь мы должны решить большое дело.

– Не томи, – засмеялся Ульян. – Ты сегодня руку за пазухой держишь, на кого?

Гаврила побледнел, вытащил свою окровавленную, куском рясы замотанную руку.

– Видите? – Вытащил нож из-за голенища. – Этим ножом, в этой вот рясе, – Гаврила покрутил раненой рукой, – неизвестный мне человек нынче утром хотел убить меня.

Прошка Коза очутился рядом со старостой.

– Смерть! – крикнул он. – Смерть!

– Кому? – спросил Гаврила.

Максим Яга встал:

– Наш староста до сих пор ходит по городу в одиночку, его дом без охраны, а враги наши не дремлют.

Прокофий Коза тут же вызвал в избу стрельцов. Двоих отправил охранять дом Гаврилы. Двое должны были постоянно быть при Гавриле. Даже теперь, во Всегородней избе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великая судьба России

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза