Тишайший (сборник)

– Пора использовать мальчишку. Нужно узнать, что за человек новый староста Гаврила Демидов. Можно ли его купить. Князь Вишневецкий недоволен. Наступает решительный момент, а мы сидим сложа руки.

– Так ли уж сложа, – сказала Пани.

– Теперь другое время! – прикрикнул пан Гулыга. – У Москвы нет денег и нет войска. Все нам на руку. Восстали Псков и Новгород. Самое время поднять Речь Посполитую. Поводом к выступлению должна стать просьба Пскова о помощи. Со шведами договоримся.

– Шведы воевать не будут.

– Но и не помешают. У них есть счеты с Москвой: выкуп за перебежчиков не выплачен, над послом надругались. Со шведами мы поладим. Пусть они вступят в города, возьмут, если пожелают, Новгород. А нам… Ты, наверное, и не представляешь, что нужно нам от московского царя. Дружбы! И пусть он у нас запросит помощи. Мы ему поможем, требуя в ответ, чтоб он ударил на Хмельницкого.

– Сети! – вырвалось у Доната. – Всюду сети!

Дверь мгновенно распахнулась. Перед стрельцом стоял разъяренный пан Гулыга. Пани вскрикнула и закрыла лицо руками.

– Я шел к любимой и пришел к любимой! – нелепо закричал Донат в лицо Гулыги, схватил его за грудки, выкинул из комнаты и захлопнул дверь.

Дверь тут же вновь открылась, в руках у пана Гулыги обнаженная сабля.

– Я не отдам ее тебе, – сказал Донат ему так спокойно, что пан Гулыга опешил. То ли щенок ничего не слышал, то ли он влюбленный болван, и ничего больше.

Пани пришла в себя:

– Донат, глупенький, неужели ты меня ревнуешь? Пан Гулыга наш верный друг. Защитник нашей любви. И наконец, если бы не пан Гулыга, на что бы мы жили? Мой брат уехал надолго. И он, конечно, не вернется в город бунтовщиков.

– Ах, деньги! Деньги сейчас будут.

Донат прошел мимо Гулыги в свою комнату. Вскрыл пояс и достал два талера.

Пан Гулыга вопросительно смотрел на Пани. Она приложила палец к губам:

– Он ничего не понял. Он ревнивец, и только.

И вспомнила, как стояла перед Ординым-Нащокиным, а Донат, не понимавший польского, говорил по-польски. Гулыга пропустил слова Пани мимо ушей, но подумал о том, что парень только по крови русский. Сам-то швед. Купец, а у купцов родина там, где деньги.

Вошел Донат, положил на стол два талера. Пани рассмеялась:

– Милый! Донат! Как ты наивен! Два талера огромные деньги, но – для стрельца.

– Так я и есть стрелец!

– Обедать, судари! – Пани хлопнула в ладоши. – Вы голодны, оттого и сердиты.

За обедом дьявол толкнул Доната подразнить пана Гулыгу:

– Сегодня видел я – воин стоит на страже перед сундуком с деньгами. Смешно.

– Смешно? – переспросил пан Гулыга.

– Смешно! Воин перед сундуком с ничтожными деньгами.

– С ничтожными? А сколько их?

– Двадцать тысяч.

– Ах, это все те же двадцать злополучных тысяч!

– Двадцать тысяч, – мечтательно сказала Пани. – На эти деньги я б могла купить у разорившегося польского магната дворец его потомственный. И никогда забот уже не знать… Но, господа! Вы еще не помирились. Протяните друг другу руки и забудьте происшествие.

– Я готов! – сказал пан Гулыга.

– Прошу меня простить, – сказал ему Донат и подал руку первым.

Лицо у него было красное, вспотевшее.

«Глупый ревнивец!» – усмехнулся пан Гулыга.

Донат знал, что он покраснел, и благодарил Бога за свои нахально пылающие щеки: поверят, что стыдится вспышки ревности.

Выпили вина.

– Неужто, – спросил пан Гулыга, – у такой казны в охране всего один стрелец?

– У сундука один. Еще один – снаружи у дверей.

– Не много, – сказала Пани задумчиво.

– Я думаю, – откликнулся Донат, – что пора бы деньги перевезти в город, коли…

И осекся: чуть тайну о московской угрозе не выболтал врагу.

– Что ты хотел сказать? – спросил пан Гулыга.

– Деньги нужно держать в надежном месте, коли бунт. Мало ли кому что придет в голову, – торопливо ответил, пряча глаза.

Пан Гулыга глянул на Доната из-под бровей: не прост мальчишка. А ведь он все слышал! Он слишком много знает для своих восемнадцати лет.

– Ну что ж, – сказал пан Гулыга, отодвигая еду. – Я сыт. Спасибо, Пани. Нам с Донатом пора на урок. Ты готов?

– Готов!

Они спустились в подвал. Первым, как всегда, ушел пан Гулыга: зажечь свечи, приготовить сабли.

Донат поцеловал Пани. Она с тревогой глянула ему в глаза. Прижалась вдруг:

– Как хочется из этой клетки на волю! В Польшу или во Францию. Или куда глаза глядят, но где бы тихо было, красиво и изысканно.

– Пойду, – Донат, целуя, отстранял ее от себя, – учитель мой рассердится за опоздание.

Пан Гулыга, покручивая усы, с усмешкой сказал Донату:

– Поглядим, как молодой пан запомнил мои уроки. – И бросился вперед.

Донат едва отбил натиск.

– Неплохо! – похвалил пан Гулыга и пошел плести саблей вкрадчивые кружева. – Взял саблю – будь быстр. Сабля – молния. – И обрушил бешеный каскад ударов.

Донат устоял.

– Молодец!

Донат улыбнулся, и тут ожгло левое плечо. Рубаха набухла от крови. «Так, значит, у пана Гулыги сабля не для учебы… Так, значит, это не урок, а бой. Смертельный!» На лбу у Доната выступил пот. Кое-как отбился от нового нападения. Кровь лилась по руке. Донат старался не глядеть на рану, поташнивало, кружилась голова.