Тимур — сын Фрунзе

— Так сто пятьдесят лет тому назад сказал некий житель Крестец своим сыновьям. Я теперь эти слова понимаю так, Дима: собственная сохранность всего нашего народа востребовала мечом нашего «яка» попытаться сегодня подловить, охотника «Рихтгофена» и… — Он дотронулся рукой до гашетки, затем, перекинув страницы на главу «Валдай», сказал — Теперь припомним, что здесь про нашу фронтовую столицу сказано…

Но дальше путешествовать по радищевскому тракту Крестцы — Валдай — Едрово не пришлось, объявили:

— Лейтенант Фрунзе, взлет!

Тимур захлопнул книжку.

— Будем, Дима, действовать по крестецкой главе — нас востребовали!

В воздухе он вернулся к мысли об охотниках из авиадивизии «Рихтгофен». Эти асы болтаются где-то за облаками, вблизи наших аэродромов, и поджидают возвращения советских самолетов, зачастую обескровленных — и горючее на пределе, и боезапас расстрелян, — а то и едва-едва ковыляющих к своему аэродрому на изрешеченных крыльях. Вот тогда-то и случается беда: из-за облаков внезапно вываливается пикирующий охотник, поджигает первую подвернувшуюся машину и, не ввязываясь в бой, на предельной скорости удирает в свое логово.

«Вот бы сегодня такой заоблачный смельчак выскочил, когда Батя со своими возвращаться будет, — перехватил бы, далеко б не удрал!» — кружа над аэродромом и страстно желая личной победы, думал Тимур. И всякий раз, когда он огибал западную окраину вверенного ему пространства, пристально вглядывался в даль. На пятом заходе отметил: «А вот и наши!.. Возвращаются…»

Со стороны Старой Руссы шла колонна самолетов. Зрение обострилось, быстро пересчитал машины: «Все… все целы! А ну, охотник, где ты там маскируешься, покажись!» Оглядывая облака, Тимур продолжал барражировать на западной окраине аэродрома. Пропуская мимо себя группу Московца, он поприветствовал ее покачиванием крыльев. В ответ каждый «як», начиная от ведущего, Московца, махнул ему крылом. И так хорошо стало на душе, так радостно, что возникшая в груди теплая волна подкатила к горлу, омыла лицо и коснулась глаз. Вот оно, оказывается, какое фронтовое счастье — чувство плеча боевого друга, однополчанина. Но охотник так и не появился.

На следующий день Тимур снова летал над аэродромом в надежде встретить охотника, но небо и на этот раз было скучновато-спокойным, по-тыловому бело-голубоватым. Как никогда, — боевое дежурство показалось ему утомительно однообразным, бледным.

Приземлившись и зарулив к капониру, Тимур безотрадно взглянул на подбежавшего Менкова. Механик, подав ему реглан, спросил:

— Что такой скучливый?

— Дневалить, Дима, надоело, — признался Тимур, накидывая на плечи поверх комбинезона реглан. — Сколько ж можно! Разве это боевое дежурство… без боя?

— Петька говорил Чапаю, а я скажу тебе: непостижимый ты для моего разума человек. Другим бы всю войну подавай такое боевое дежурство, а тебе, вишь, уже надоело… В огонь как магнитом тянет.

— Кому ж это другим? Не наговаривай зря, Дима.

— Кому? Да хотя бы ему! — махнул он рукой на летчика, сноровисто вышагивавшего от проходной с каким-то полным военным в шинели.

Когда двое подошли ближе, Тимур узнал Домогалова; второго, старшину, он видел впервые. Домогалов что-то быстро говорил. Тимур расслышал последнюю, негромко оброненную фразу:

— Тот, в новеньком реглане, лейтенант Фрунзе.

— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант? — подкатился к нему плотный, как боровик, старшина и, не дожидаясь ответа, сказал: — Прошу после боевого дежурства заглянуть на склад ОВС. За новым комбинезоном. Накладную только, пожалуйста, в вещевом отделе получите. Там в курсе.

— Новый? Это какая-то ошибка, — возразил Тимур. — Мне еще не положено получать новый комбинезон — срок носки не вышел.

Заинтересованные разговором, от соседних самолетов подтянулись механики, подошел воентехник Дроздихин. А старшина тихо-тихо:

— Никакой ошибочки… Это, так сказать, из особой категории — из союзнического подарка.

— И что, эти «особые категории» всем летчикам расписаны?

Вмешался Домогалов, недовольно поглядывая на «посторонних», разъяснил:

— Таких спецкомбинезонов — раз, два и обчелся. — Подойдя к Тимуру вплотную, тоже снизил голос: — Но учти, начальнику ОВС за тебя я голос замолвил, а то бы не догадался… И просьба к тебе: будешь получать накладную, скажи нашему тряпичнику — пусть и мне выпишет. Тебе он не откажет.

Тимур смотрел в лицо Домогалова и болезненно думал: «Мне он не откажет… Где я еще слышал такое?.. Ведь слышал же, точно помню! — И вдруг обожгло: — Петруха так сказал: мне, мол, в моторе ВК-105 не откажут! Да сколько ж так может продолжаться!»

Механики негромко переговаривались. Дроздихин им что-то густо окнул, и те примолкли. Тимур, подавляя непривычный приступ ярости, неестественно спокойным голосом спросил:

— Чего это у вас голосовые связки осели — как-то загадочно шепчетесь? А теперь, Домогалов, ты скажи, только сразу и на полный голос: ты — человек честный?.. Ну, отвечай, долго не раздумывая, — здесь все свои, боевые товарищи по эскадрилье.

— Как… это? — пролепетал тот и зыркнул на старшину.