Тимур — сын Фрунзе

На линии исполнительного старта самолет замер. Стартер махнул флажком, и Тимур, не мешкая, послал рычаг газа вперед. Машина побежала, потом быстрее и быстрее, толчки колес участились и вдруг исчезли — самолет оторвался от земли. Тимур ликовал: все же как там ни подправлял инструктор, а это он, курсант, сам и мотор запустил, и взлетел, и теперь вот набирает высоту… Однако восторженность сразу пригасла, как только почувствовал, что ручка управления пошла вперед: инструктор перевел машину в горизонтальный полет. Значит, он и не отпускал ручку, разочарованно подумал Тимур.

— Разворот влево, — тем временем пояснял Коршунов свои действия и накренил самолет. — Вот так. Теперь пойдем по прямой. Ваша задача? Выполняйте!

«Жаль, что нельзя ему ответить, а то бы отчеканил: «Задача — выбрать ориентир и выдерживать направление!» Так подумал и остановил взгляд на вершине горы.

Инструктор одобрил его решение. Это Тимур понял по новой команде:

— Выдерживайте. — И тут же Коршунов добавил спокойно: — Ну, ведите. — А сам положил руки на борта.

Хотя Тимур втайне и надеялся, что лейтенант доверит вести самолет по прямой, но, что это произойдет так быстро, не ожидал и несколько смутился — он судорожно сжал ручку управления. Машина клюнула носом, заходила из стороны в сторону.

— Не волнуйтесь. Спокойнее и плавнее… — Тимур почувствовал, как ручка в его вспотевшей ладони плавно подалась назад, и, словно это он, а не инструктор, выправил положение, в наушниках одобрительно прозвучало: — Вот так. Хорошо… хорошо, Тимур!

Самолет пошел ровно. Впереди маячила вершина далекой сиреневой горы. Тимур снова видел руки лейтенанта на борту, и захотелось крикнуть на весь мир: «Ура, это ж я веду… сам!»

Скоро конец прямой, — подсказал инструктор и снял одну руку с борта. — Внимание, начинайте разворот.

Вершина горы плавно ушла в сторону, горизонт качнулся, косо полез вверх. Самолет чутко реагировал на малейшее движение рук и ног.

— Новый ориентир выбрали?

«А как же! — не утихало в груди торжество. — Угол мыса».

— Так… Выдерживайте.

Сделав еще два разворота, стали снижаться. Тимур почувствовал, как инструктор взял управление в свои руки. Впереди ориентиром служил распластанный на земле посадочный знак «Т».

— Сбавляем газ…

Земля быстро приближалась, уходила под самолет.

— Начинаем выравнивание.

Взгляд Тимура скользил по бегущему навстречу аэродромному полю.

— Главное при посадке — соразмерить движение руки с приближением земли, — поучал Коршунов, — или, как обычно говорят, уметь чувствовать землю глубинным зрением. Совет: тренируйте глубинный глазомер.

Самолет коснулся колесами земли у «Т» и плавно покатился к ограничительным флажкам…. Замер.

— Зер гут! — удовлетворенно объявил Коршунов.

Уши словно ватой набиты. Голос инструктора донесся будто из какой-то особенной, звенящей тишины. Счастливо улыбаясь, Тимур откликнулся:

— А вам, товарищ лейтенант, за доверие превеликое спасибо!

Коршунов добродушно улыбался:

— Ощутили самостоятельность пилотирования?

— О да!

— Только надо поспокойнее, вы излишне порывисты. Летчика ничто не должно выводить из равновесия.

— Буду стараться, товарищ лейтенант! — радостно пообещал Тимур.

К самолету бежал очередной курсант — Олег Баранцевич.

В этот день Тимур и его товарищи по группе еще дважды поднимались в воздух. К концу полетов курсанты были сильнее обычного возбуждены и перед тем, как завести машину в ангар, они с особой тщательностью и усердием вымыли мотор, протерли крылья, фюзеляж и кабину, заправили баки бензином и маслом. Они все еще были под впечатлением полета и наперебой восклицали:

— …Точненько нацелился на ориентир и, знай себе, веду наш самолет, а лейтенант, чес-слово, сидит у меня как бы за пассажира!

— И я почти весь круг сам пилотировал…

— Это что — по кругу! — прервал их Олег Баранцевич. — А вот я, верьте не верьте, на третьей вывозке сам сажал вот этот бипланчик! — И любовно похлопал ладонью, как по барабану, по упругой плоскости.

Находившиеся поблизости техник и механик перемигивались, посмеивались. Они понимали состояние курсантов и не вмешивались в их оживленный разговор. Особенно петушился Котомкин-Сгуров. Он хвастливо уверял скептически ухмылявшегося Ярославского:

— Доверие — великое дело! А мне инструктор доверил не как нашему вещему Олегу на третьей вывозке, а сразу, в первом же полете, и взлет и посадку!

— Ой ли? — не гася ухмылки, усомнился Владимир.

— Как же, как же! Я сам видел — рука его лежала на борту!

— Одна рука? И наверно, левая?

Уши Котомкина-Сгурова запылали: понял — дал маху. И умолк.