– Вряд ли, – не раздумывая, ответил Айвор. – Трактирщик, который его выставил, до сих пор жив и здоров. Значит, не так уж он плох, этот неудачник с кербом на поводке. А если он правда решится сыграть с тобой злую шутку… Что ж, это будет уже моя забота. Иди, Киллиан, не заставляй меня ждать, – капризно добавил он и несильно пнул компаньона в голень.
Лис насмешливо фыркнул и шустро побежал вниз по улице. Киллиану ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.
Более-менее приличная мостовая вскоре закончилась. Сперва лис свернул в проулок между домами, где жидкая грязь достигала щиколотки и ощутимо попахивала тухлой рыбой, а затем и вовсе шмыгнул в заросли шиповника и ежевики. Протискиваясь боком в узком тоннеле между живых колючих стен, Киллиан всерьёз опасался, что оставит на кустах половину и без того потрёпанного пиджака, но обошлось. Только одна шипастая плеть вскользь мазанула по щеке и тут же погладила нежными цветочными лепестками, словно искупая вину. Тем временем лис добежал до покосившейся хибарки и уселся на пороге с недовольным видом.
– Благодарю за помощь, сэр, – вежливо произнёс Киллиан. – Не смею задерживать вас больше.
Лис удивлённо дёрнул ухом, а потом то ли чихнул, то ли фыркнул – и, взглянув на него уже куда доброжелательнее, потрусил по тропе в кустарнике.
Оставшись в одиночестве, Киллиан придирчиво оглядел себя. Из пиджака торчали нитки, брюки на коленях были перепачканы, а с ботинок и вовсе комками отваливалась дурно пахнущая грязь.
– Ну, что ж, главное – уверенность в себе, – философски заключил он, поправил замятый воротник рубашки и чётким шагом вошёл в полуразвалившийся дом.
Комната внутри оказалась только одна; свет поступал через прореху в крыше и через оконце, затянутое ежевичными плетьми. В углу возвышалась целая куча старых тряпок. На колченогом столе была расстелена салфетка, безупречно чистая, белая, с кружевом тонкой работы по каёмке, и на ней лежала надкушенная коврига хлеба, а рядом притулился пузатый глиняный горшок. Киллиан с любопытством заглянул в него и принюхался; внутри оказался мёд, только не обычный, а очень нежный и ароматный, с перламутровым отблеском.
И в этот самый момент куча зашевелилась и опасливо спросила шёпотом:
– Кто тут?
– Тот, кого вы искали, разумеется, – без запинки ответил Киллиан и выругал про себя компаньона, от которого успел нахвататься привычек.
Однако на кучу тряпья эти слова произвели воистину благоприятное впечатление.
– Слава святому Андрею! – возопила она гнусавым мужским голосом. – А я-то уж было надежду потерял. И кто же ты, добрый человек?
Верхний слой тряпок поехал в сторону, и оказалось, что это не рваньё вовсе, а вполне добротный плащ на шерстяной клетчатой подкладке, только замызганный до невозможности. Под плащом обнаружился не первой свежести мужчина в желтоватой рубашке, сером жилете и коричневых брюках, будто бы снятых с человека в два раза толще. С виду незнакомец был молод, однако усы он успел отрастить воистину роскошные – ярко-рыжие, на тон светлее шевелюры, и торчащие в стороны, точно две морковки. На лице его застыло выражение одновременно испуганное и надменное.
«Вот же стервец, Айвор! – мысленно восхитился Киллиан. – Угадал ведь!».
А вслух ответил, скромно прокашлявшись:
– Я из агентства. Ну, того самого. А теперь не могли бы вы изложить свой вопрос подробнее?
– Да, конечно, – неожиданно робко ответил он. – Меня зовут Грегор, Грегор Кирк… Ну, это вы знаете, наверно. А родом я из Тарберта, но не того Тарберта, что у моря, а того, что в горах.
– Далековато, – присвистнул Киллиан, хотя понятия не имел, где этот самый Тарберт расположен – что первый, что второй. – Продолжайте. Я так понимаю, у вас возникло небольшое затруднение?
Грегор Кирк аж с лица спал от такого заявления. Усы трагически обвисли.
– Если б у нас в лесу был бы такой маленький урожай грибов, какое у меня маленькое затруднение, то этими грибами можно было бы всю Шотландию кормить десять лет. И вам, ирландцам, остатки бы перепали! Лучше б я в тот вечер вовсе из дома не выходил, чем так…
– Керб? – понятливо кивнул Киллиан. Он уже понял, как вести себя с новым знакомым и надеялся только, что беседа не протянется дольше отмеренного Айвором срока.