— Вижу, ты не мыслишь изнутри определенной доктрины, иначе сразу бы ответил, хорошо это или плохо. Не веришь ни во что. Как и многие, кто вырос в эпоху, когда в нашей стране не было центральной Идеи. Потерянные души… Перед вами открыты сотни дорог, но вы не знаете, в какую сторону сделать первый шаг… Верили в деньги и успех, но когда не стало ни того, ни другого… — Он открыл глаза. — Итак, вроде разобрались. Ты не убийца, а работник, так сказать, комитета справедливого воздаяния. Что еще? Отсутствие цели? У тебя будет время найти цель. Конца света еще не случилось, как я уже говорил. Произошла Великая Перемена, но не Конец.
Я пробормотал:
— Боюсь, скоро будет и конец… Четвертый Всадник уже явился в наш мир. Падший Праотец, Смра…
Мне отчего-то втемяшилось, что Павел в курсе, кто такой Падший. По его гладкому невыразительному лицу трудно было понять, о чем он думает.
— Забавно, — проговорил сектант. — Мара явился к нам во плоти?
— Да! Он — Мара, Морок, Смерть! Так что нам всем будет хана!
Павел улыбнулся. И внезапно сказал:
— Убей его.
— А?
— Ты же Палач. Сделай то, что умеешь лучше всего. То, к чему твое жизненное призвание. Прими его и выполни свое предназначение.
Я вздрогнул.
На крохотную долю секунды снова провалился в тот тяжкий дурман в подворотне, когда надо мной склонилась фигура в саване.
“Придет час, когда тебе нужно будет посмотреть Мне в глаза, и Я задам тебе один-единственный вопрос: за что ты ненавидишь Меня? Ведь Я не сделал тебе ничего злого?”
Получается, Падший знал?
Знал, что я приду по его черную душу?
— А я сумею? — вырвалось у меня.
— Не попробуешь — не узнаешь, — пожал плечами Павел. — Во всяком случае, у тебя будет новая Цель. Выбор у тебя тоже есть. Если откажешься, эту задачу за тебя выполнит кто-нибудь другой. Или не выполнит. Вот и все.
Я допил чай, поставил кружку на паперть, взволнованно произнес:
— Я даже не знаю, есть ли другие Палачи… Матерей несколько… Зрячих тоже. Может, и Палачей?
Сам отчетливо услышал в голосе надежду. Павел вскинул на меня глаза.
Я встал — было не усидеть. Мысль о том, что по земле бродят такие же, как я, здорово завела. Не говоря уже о возможности прикончить Падшего… Павел невозмутимо наблюдал за мной.
— Думаю, что больше всего ты страдаешь от одиночества, — сказал он. — И не от одиночества тела, а от одиночества души. Ищешь родственную душу — и не находишь. А то, что ты ни во что не веришь, превращает это духовное одиночество в адские страдания. Человек не может жить ради самого себя, равно как и любая вещь не существует ради самой себя. Даже если эта вещь — вся Вселенная, понимаешь? Иначе образуется рекурсия — бесконечное и бессмысленное отражение самого себя. Рожать детей только для того, чтобы они рожали внуков, а внуки — правнуков, всё это такая же рекурсия, как вообще не иметь семью и жить одному. Порочный круг, Уроборос, кусающий себя за хвост. Слышал о таком?
Я читал совсем недавно, в одной из своих книжек. Кивнул и спросил:
— И как разорвать этот круг?
Павел покосился на колокольню и пожал узкими плечами.
— Творить что-то хорошее и полезное для других. Жить ради других. Даже смерть ради другого обретает смысл. Ты ведь в курсе, что ни одна религия не поощряет самоубийство? Знаешь, почему? Потому что это в высшей степени эгоистичный поступок. Смерть ради самого себя значит очередную рекурсию.
Он замолчал и стал собирать свои небогатые пожитки. А я минуту или чуть дольше старался переварить сказанное.
— Мне надо идти… — наконец путанно сказал я. — Подумать… Наверное, я должен сказать тебе “спасибо”, Павел…
— Это необязательно.
— Ты мне помог… наверное. По крайней мере, мне уже не так хреново, как полчаса назад.
Сектант — или кем он был? — кивнул.
— Главное — задавать правильные вопросы.
— Помог, но ни хрена не успокоил, — добавил я. — Скорее, наоборот. Кто ты такой? И откуда знаешь, что сегодня воскресенье?
— Я тот, кто, кажется, выполнил сегодня свое маленькое предназначение. Поддержал в трудную минуту одного человека… Чему очень рад. А какой сегодня день — понятия не имею. Для меня сейчас каждый день — воскресенье.
Я помялся. Неуверенно предложил:
— Пойдешь со мной?
Павел ответил мне еле заметной улыбкой.
— Я скоро умру, мой нежданный друг. У меня лейкемия. До Великой Перемены я страдал от того, что неизлечимо болен. И вся моя семья страдала. Но так вышло, что я пережил их всех. И заодно обрел покой. Гуляю вот по свету, размышляю о жизни, любуюсь природой. И никакие чудовища меня не трогают… возможно, потому что я сам стал частью природы. Чувствую себя хорошо, но моя дорога скоро оборвется. Я знаю. Зачем я тебе? Иди своей дорогой — она может быть длинной. Выбор у тебя есть — в отличие от таких, как я. Всегда помни об этом.
И я пошел, боясь оглянуться и встретиться с ним взглядом. С запозданием понял, что не назвал ему своего имени. И так и не вошел в храм. Но, наверное, это было неважно.
***