Тим

Напрягая связки, кричал сквозь гул голосов, но оставил эти попытки. Ждал, когда зрение адаптируется к темноте, но тьма не расступилась. Чёрная, липкая, она тканью застилала глаза, казалась осязаемой. Она заставила мозг, исходя из отражённых звуков, коих имелось в избытке, нарисовать в воображении переборки и принять это на веру.

Когда в него врезался кто-то дрейфующий, и, получив ускорение, Тим потихоньку поплыл к борту, он даже выставил вперёд руки, ожидая вот-вот коснуться борта, но того на месте не оказалось.

Удивлению не было предела, настолько сильно собственные чувства не обманывались ещё ни разу. Тим вообще не понимал, в какой он части трюма, на какой высоте, летит он или просто висит на месте. Полная потеря ориентации оказалась настолько гадким чувством, что по спине пополз холодок.

Подбодрили слова, сказанные кем-то, с кем он только что столкнулся. Голос мужской, слова ни о чём, но стало заметно легче. Тим понял, что не один в дурацкой ситуации, а главное, не услышал в голосе отчаяния. Человек был совершенно спокоен и, сам того не ведая, сумел поддержать грубой солдатской шуткой.

Воображение вновь нарисовало границы трюма, вывело в нём положение Тима и уверенно показало, что сейчас тот самый человек в метре за спиной. На этот раз Тим уже не так охотно верил собственным чувствам. Когда из открытых ручным приводом створок шлюза в трюм ударили лучи прожекторов, принесённых с подошедшего катера, понял, что оказался прав.

Светили в дальнем конце трюма, и Тим наконец-то смог себя позиционировать, окончательно убедившись, что в отсутствие источников света воображение очень обманчиво. В отличие от сложенных в мозгу представлений, указавших на близость палубы, висел он вниз головой на пятнадцатиметровой высоте, при этом едва заметно крутился вокруг оси и медленно двигался вдоль трюма.

— Пёс, — услышал долетевший до ушей крик.

Внимания не обратил, Тим прикидывал, сколько времени он будет лететь до переборки. Так же кольнула мысль, что если восстановится гравитация, то он просто убьётся.

— Пёс, — опять долетело до ушей, — тебе говорю, эй, мелкий.

На слово «мелкий», начал озираться.

— Здесь, — услышал, а затем в слабом, отражённом от борта свете увидел машущий рукой силуэт, — я звал, — кричал пехотинец, — ты же из псов? — спросил он, — Сайдонец?

— Да, — крикнул Тим.

— Слушай внимательно…

По голосу говоривший был явно старше, соответственно, опытней, и Тим, не раздумывая, сделал так, как было сказано. Сняв переброшенный через плечо подсумок, он отвёл руку назад, замер, ожидая команды. Услышав, что было сил оттолкнул его от себя. Подсумок в одну сторону, сам в другую, и вскоре в торчащий над головой ствол винтовки вцепилась рука. Нехитрые манипуляции, и оказались лицами друг к другу.

Слушая инструкции, пристегнул протянутый карабин с тросом к своему костюму и по команде оттолкнулся от пехотинца. Сразу дотянуться до борта не получилось. Пока, выбирая руками трос, сближались друг с другом, в трюме открыли ещё три шлюзовых створа. Света стало больше. С третьей попытки сумел ухватиться за протянутую от переборки руку. Влекомый потоком спешащих в шлюз пехотинцев Тим влетел в зев десантного катера.

На похожем судне уже бывал. Разнилось лишь количество рядов и посадочных мест. Здесь их было значительно больше. Четыре ряда во всю, почти сорокаметровую длину катера, по три кресла в каждом. Массивные и обшарпанные, водружённые на систему амортизаторов, они ничем не отличались от виденных ранее.

Отсек для десанта объединён с кабиной пилота. Первые ряды начинаются сразу за спинкой его кресла. Всё это отметил за мгновение, прежде чем глаза закрылись от сверхъяркого после тьмы освещения.

Едва ступил на борт, тяжёлая ноша дала о себе знать. Глаза слезятся и ничего не видят, ноша давит к полу, поясница немеет от напряжения, в спину толкают. Пока проморгался и хоть как-то смог видеть, пару раз приложился о подлокотники.

— Быстро, быстро, — глуша хриплые вздохи, брань и топот, гремел в отсеке густой голос, — ты, — указал офицер на замешкавшегося Тима, — сел, — указал он на ряд кресел у правого борта, — убрался с прохода, — прикрикнул офицер, видя, что увешанный снаряжением боец топчется на месте.

Подогнанный окриком и оплеухой по шлему сзади, Тим втиснулся между креслами и растерянно застыл, понимая, что ноша не позволит ни сесть, ни пристегнуться. Даже снять винтовку и вставить её в напольный фиксатор он не сможет. Беспомощно огляделся, но лишь с досадой отметил, что отсек наполняют исключительно солдаты Вельстова. Вокруг вообще не оказалось никого из расквартированного на транспорте полутысячного контингента Сайдона.

Свободных кресел не осталось, в нарушение инструкций бойцов плотно усаживали в проходах. Десантный отсек походил на растревоженный улей. Приглушённый говор, резкие фразы команд, звон оружия, топот тяжёлой обуви. Все встревожены, и это бросалось в глаза. Десять на сорок метров пространства отсека, что сейчас раскинулось перед глазами застывшего Тима, в буквальном смысле шевелилось, копошилось, ругалось и извергало проклятия.