Тилль

Зепп выплевывает пару коричневых камушков. Выглядят они точно как слипшиеся комочки каши. Нелегко было их подсыпать в миску так, чтобы никто не заметил. Такие дела требуют подходящего момента, а если момент не подворачивается, приходится самому потрудиться: еще когда только сели за стол, мальчик пнул батрачку Розу по ноге, а когда она вскрикнула и назвала его гнусной крысой, а он в ответ назвал ее коровой страхолюдной, а она назвала его грязи куском, а его мать сказала, чтобы они прекратили прямо сейчас, Христа ради, а то сегодня без еды останутся, — вот в этот самый миг он быстро потянулся вперед и уронил камушки в миску, пока все глядели на Агнету. Подходящий момент пролетает быстро, но, если смотреть в оба, можно его поймать. Тогда хоть единорог по дому пройди, никто не заметит.

Зепп щупает во рту пальцем, выплевывает на стол зуб, поднимает голову и смотрит на мальчика.

Это плохо. Мальчик был уверен, что Зепп не догадается. Но, похоже, тот все-таки не настолько глуп.

Мальчик вскакивает с места и бежит к двери. Но Зепп не только здоровенный, он еще и быстрый, убежать не удается. Мальчик пытается вырваться, не получается, Зепп размахивается и бьет его кулаком в лицо. Удар гасит все звуки вокруг.

Он моргает. Агнета вскочила, батрачка смеется — она любит, когда дерутся. Клаус сидит, хмурится, в плену своих мыслей. Остальные двое батраков глядят во все глаза. Мальчик ничего не слышит, все вокруг кружится, потолок где-то внизу, Зепп закинул его себе на плечо как мешок с мукой. Он выносит его на улицу, и мальчик видит над собой траву, а под ногами выгибается небо с вечерними ниточками облаков. Постепенно возвращается слух: высокий звук висит в воздухе, дрожа.

Зепп берет его за плечи и смотрит в лицо, в упор. Видит красное в бороде. Там, где выпал зуб, идет кровь. Мальчик мог бы сейчас со всей силы стукнуть Зеппа в лицо кулаком. Тогда тот его, наверное, уронит, и если он сможет сразу вскочить, то успеет добежать до леса.

Но к чему? Они живут на одной мельнице. Если Зепп сегодня до него не доберется, доберется завтра, а если не завтра, то послезавтра. Лучше уж сейчас, при всех. На глазах у всех Зепп его не прибьет, наверное.

Все вышли из дома; Роза стоит на цыпочках, чтобы лучше видеть, и все еще смеется, и оба батрака смеются тоже. Агнета что-то кричит, мальчик видит, как она открывает рот и машет руками, но ему ничего не слышно. Клаус стоит рядом с ней, но вид у него такой, будто думает он все еще о своем.

Тут батрак поднимает его высоко над головой. Мальчик прикрывает руками лицо — сейчас Зепп швырнет его с размаху на твердую землю. Но тот делает шаг, и другой, и третий, и тут сердце мальчика начинает биться как бешеное. Кровь стучит у него в висках, он кричит. Ему не слышно собственного голоса, он кричит громче, и все равно ничего не слышит. Он понял, что Зепп собирается с ним сделать. А остальные, они понимают? Они еще могут вмешаться, еще… Нет, теперь уже не могут. Зепп сделал что хотел. Мальчик падает.

И падает. И падает. Время, кажется, замедляется, он успевает посмотреть вокруг, чувствует падение, скольжение по воздуху, и успевает еще подумать, что случилось именно то, о чем его всю жизнь предупреждали: не входи в ручей перед колесом, никогда не перед, никогда перед мельничным колесом, не входи, перед, никогда, никогда, никогда не входи в ручей перед мельничным колесом! Вот он подумал это, а падение все не кончается, он падает и падает, и все еще падает, но как раз когда ему приходит еще одна мысль — а вдруг ничего не случится, вдруг полет будет длиться вечно, — он шлепается о воду и опускается ко дну, и ледяной холод он тоже чувствует не сразу, а только через мгновение. Грудь сдавливает, перед глазами становится черно.

Он чувствует, как рыба касается его щеки. Чувствует, как течет вода, все быстрее и быстрее, ощущает ее напор между пальцев. Он знает, что надо ухватиться за что-нибудь, но только за что, все вокруг движется, ничто не стоит на месте, и вдруг он ощущает движение над собой, и ему приходит в голову, что он всю жизнь задавал себе этот вопрос с любопытством и ужасом: что делать, если когда-нибудь и вправду упадешь в ручей перед колесом. Только сейчас все не так, и сделать он ничего не может, он знает, что сейчас умрет, что его сейчас раздавит, раздробит, разжует, и все же он помнит, что нельзя выныривать, наверх нельзя, наверху колесо. Надо вниз.

Но где это — низ?

Он плывет изо всех сил. Умереть проще простого, понимает он. Одно мгновение, раз — и все, один неверный шаг, один прыжок, одно движение, вот ты уже и не живой. Рвется травинка, под ботинком хрустит жук, гаснет огонь, умирает человек — проще простого! Его руки зарываются в ил. Он добрался до дна.

И тут он вдруг понимает, что сегодня не умрет. Его гладят длинные нити травы, грязь попадает в нос, он чувствует холодное прикосновение к затылку, слышит скрип, что-то задевает спину, потом ноги; он проплыл под колесом.