Тихое убийство. Инфекция как орудие преступления

Во второй половине 1980-х гг. началась пресловутая Перестройка с большой буквы, власть в Советском Союзе одномоментно ослабела, поглупела и приобрела выражение лица Раисы Максимовны Горбачёвой. В этой обстановке пенять Советскому Союзу трагедией 1979 г. было очевидно излишним — руководство страны, уподобившееся малолетнему йододефицитному дегенерату, само спешило каяться во всём: в депортациях народов, в Катынском расстреле, в Пакте Молотова-Риббентропа и т. д., и т. п… На Западе прекрасно поняли, что малоумным руководителям СССР не надо мешать, а напротив, надо их всячески нахваливать, и они всё сделают самостоятельно — и ведро с керосином принесут, и дом подожгут!

На коммунистов в конце 1980-х гг. было больно смотреть — они выглядели полнейшими идиотами! Всем было понятно, к чему идёт дело, кто такой Горбачёв и какой рваной пилоткой может накрыться страна, но эти персонажи, как зачарованные крысы из сказки, шли топиться под заунывный звук горбачёвской дудочки. Они с умным и важным видом ходили на конференции и съезды, голосовали, поднимая свои красные книжицы, возносили с трибун одинаковые камлания про «новое мЫшление» и «Перестройку» с большой буквы, а страну тем временем пилили по живому и по кускам спускали в унитаз пресловутые «национальные элиты». По сути своей это была та же самая коммуняцкая глупота, только набранная из нацменьшинств, а потому по определению более гнусная, подлая и жадная.

Когда история Советского Союза закончилась эпическим, прямо-таки невообразимым фейлом и позором на весь мир, тема свердловских событий 1979 г. должна была совсем уйти из медийного пространства. Однако по стечению обстоятельств первым Президентом новой России стал Борис Николаевич Ельцин, имевший к той драме самое непосредственное отношение. Случившееся тогда, по-видимому, не давало ему покоя и побуждало разобраться в произошедшем. Автор не знает наверняка, но думает, что Борис Николаевич Ельцин, будучи выходцем из Свердловска, ощущал свою особую связь с историей этого города и одной из своих задач на посту руководителя государства видел в том, чтобы внести полную ясность в трагические события апреля — июня 1979 г.

Буквально с самого начала функционирования Российской Федерации как самостоятельного государства, история инфекционной вспышки 1979 года оказалась в зоне приоритетных интересов Администрации президента, Парламента и правительства. Группа уральских депутатов Верховного совета РФ при полной поддержке всех инстанций инициировала скорейшее принятие Закона № 2667—1, который в своём месте уже упоминался. Напомню, что закон с красноречивым названием «Об улучшении пенсионного обеспечения семей граждан, умерших вследствие заболевания сибирской язвой в городе Свердловске в 1979 году» был принят 4 апреля 1992 г., то есть буквально по прошествии трёх месяцев со времени распада Советского Союза. А спустя немногим более месяца Борис Николаевич Ельцин в одном из своих интервью западным журналистам сообщил о том, что политическое руководство России готово поставить точку в истории тех событий.

Готово было — да не поставило!

Борис Николаевич Ельцин, будучи выходцем из Свердловска, по-видимому, ощущал свою особую связь с историей этого города и одной из своих задач на посту руководителя государства видел в том, чтобы внести полную ясность в трагические события апреля — июня 1979 г.

Нашлись люди в окружении Бориса Николаевича, которые объяснили ему, что в истории с инфекционной вспышкой 1979 г. не всё так однозначно, как казалось ряду свердловских депутатов. И как, судя по всему, думал сам Ельцин. Что никакого неисправного фильтра не было и быть не могло в принципе. Что никакого единовременного выброса не было, а имело место неоднократное и растянутое на два месяца целенаправленное заражение жителей Чкаловского района. А то, что офицеры Свердловского УКГБ подчищали документы Горздравотдела и СЭС, раскапывали скотомогильники и отбирали у родственников заболевших расписки о неразглашении — так то была операция прикрытия, призванная затруднить посторонним лицам самостоятельную реконструкцию тех событий.

Автор даже готов назвать фамилию человека, рассказавшего это Президенту России, но не уверен, что это следует делать, поскольку разрешения упоминать его в связи с этой историей не имею.

Как бы там ни было, Борис Николаевич Ельцин, выслушав это сообщение, задумался. И никогда более на тему сибиреязвенной вспышки 1979 года в Свердловске не высказывался. Если кто-то найдёт подтверждение обратного, то есть то, что Ельцин после мая 1992 года в присутствии посторонних делал какие-то заявления о событиях 1979 г., то милости прошу сообщить мне — я обязательно исправлю сей пассаж.