Тихий центр

— Господи! — попросил Игорь, честно глядя в тучу, — сам я не могу! Помоги мне!

Вадим сказал это Светлане Марковне и ждал. Смотрел и ждал, наблюдая, как бледнеет, потом краснеет от возмущения ее прекрасное лицо. Вадим это лицо помнил всю жизнь. Статистически, без какой-то особенной любви, но с почтением, замешанном на детстве и сказке. Светлана Марковна была сказкой. Мама ею ужасно восхищалась, дружила, звала на чай. Вадим помнил, как Светлану Марковну привозили домой элегантные мужчины на «Жигулях» и «Волгах». Помнил, как она красиво входила в подъезд, шурша целлофаном букетов. Помнил даже, что после Светланы Марковны в подъезде оставался след густых духов, и сейчас узнал бы их запах. С мамой вместе ходили в первую квартиру, чтобы послушать пластинки с записями опер. Мальчика надо было эстетически воспитывать, но минут через десять дамы все забывали и погружались в тягучие разговоры о современном искусстве и непонимании его никем. А Вадим под оперу шатался по квартире Светланы Марковны, рассматривал ее фото на стенах, корешки книг. Очень любил пялиться в окно. Там, под окном, был асфальтовый островок с лесенкой вниз, в подвал. Подвал, кажется, уже тогда заколотили намертво, но вокруг лесенки всегда был очень интересный пейзаж. В частности, на полуразрушенных бетонных бортиках частенько выпивала Ирина Павловна — тогда она была молодой и выпивала тайно, стремительно, закашливаясь и улыбаясь обязательно стоящим радом мужчинам в клешах. А мама и Светлана Марковна в перерывах между прослушиванием опер сокрушались, что Ирину Павловну совершенно зря оставил муж, и она явно покатилась от расстройства по наклонной.

И еще в окно можно было часто увидеть Таню. Маленькую Таню — одиноко сидящую на качелях, промокшую, в растянутых на коленках колготках. Позже Таню повзрослее, с книжицей, на тех же качелях. Таню совсем почти взрослую, ясноглазую, тихую, грустную…

Как дальше быть с Таней, совершенно непонятно. Сегодня Вадим, пока Светлану Марковну собирали, заглянул к девочке Даше. Пытался посмотреть на нее уже не просто как на несчастную маленькую девочку, а как на возможную Танину дочку. Медсестра, как всегда, обрадовалась и позволила войти прямо в палату. Вадим подумал и вошел.

И там внутри, в палате, где реанимируют детей, Вадим в очередной раз форсировал какую-то внутреннюю ступеньку, уйдя еще дальше от суеты реальности. Там, в палате, когда он стоял у кровати с маленьким инопланетянином в проводах, а в нескольких метрах от него лежал какой-то другой маленький инопланетянин, только уже совсем непохожий на человека, желтый, худой, покрытый язвами и корочками, с тусклыми белками из-под век, с тяжелым дыханием сквозь трубки, — там Вадим повзрослел еще больше, хотя больше уже было некуда.

— А что с тем ребенком?

— Ну, там все плохо, — честно сказала медсестра. — Вы не бойтесь, он нас не слышит, он загруженный на полную…

Вадим не стал больше уточнять, сосредоточился на рассматривании девочки Даши.

Она была уже такая ясноглазая…

— Вадим! Вы… безумец! Вы…

Светлана Марковна не могла найти слова. Она потрясала кистями, она корчилась и хрипела от ярости:

— Меня? Умирающего человека? Приволочь? На съемочную площадку? И предложить что? Сняться в рекламе? Я должна рекламировать колбасу? Или чипсы? Что вы для меня приготовили? Безумец! Бессердечный безумец!

Как все сложно. И всегда надо откуда-то брать силы и смелость, чтобы все объяснять.

— Я предлагаю… рекламировать жизнь.

— Что?

— Это даже не реклама… Это практически обращение к народу.

— Вы сумасшедший!

— Это ваш шанс сказать всем то, что вы говорили мне в машине.

— Вы отвратительный безумец!

Но Вадим уже понимал, что нашел нужную ноту. И для себя нужную, и для нее, Светланы Марковны.

— Светлана Марковна! Вы сейчас как никто другой знаете цену жизни! Вы понимаете, как больно… тратить время впустую… или не впустую, но не ощущая вкуса этой самой жизни… А он есть! И стоит его только распробовать, как все меняется! Но никто не понимает, пока не начинает терять эту жизнь! Она же всегда есть, ты ее не замечаешь! Но если вдруг становится понятно, что ее скоро не будет, тогда ведь все сразу встает на свои места! Сразу проясняется — вот главное! А вот то все — ерунда! И только вы можете это доступно объяснить! Только вы стопроцентно, абсолютно в теме!

Светлана Марковна молчала, смотрела на Вадима. Слезы. Черные зрачки.

— Вы безумец… Как я смогу? Я… я много лет… много! Много лет не выходила к людям!

— Но я помню, как вы выходили! Это было событие! Вы — мастер! Вы — талант! Вы — актриса!

— Я уж давно не актриса!

— Вы всегда актриса! И сейчас может быть сыграна одна из ваших лучших ролей! Роль, какой еще не было!

Светлана Марковна сжала виски и отвернулась.

Оля влетела в салон, как бомба. У нее было мало времени — раз, мало денег — два, мало других стимулов в жизни — три!

— Мне вне очереди массаж, маску, парикмахера! — сказала она администратору. — Я договаривалась.