Тихий центр

— Извините, это старая клиентка позвонила. Просила срочно принять. Я сказала подойти через полчасика. Мы же с вами в первый раз долго не будем, да? А то большая нагрузка, и так синяки останутся!

— Я хоть сейчас готова встать и уйти.

— Нет, сейчас нельзя!

И снова началось! Где она находит такие больные места? И чем она таким поливает, жарким, как огонь, но тут же уже не жарким, а бархатным, отчего хорошо и вдруг на ровном месте хочется закрыть глаза и думать… о Вадиме?

Вадим вел Светлану Марковну под локоть, старался выглядеть уверенным, спокойным, все предусмотревшим. На самом деле решению, принятому после совместного с Настей Второй мозгового штурма, тридцать минут. Давно уже Вадим не участвовал в такой авантюре. И никогда при этом не втаскивал в авантюру полуживого человека.

— Где мы? — Светлана Марковна, еще недавно такая спокойная и воздушная, стремительно мрачнела.

— Мы… Сейчас увидите… Это наш сюрприз… Это… Должно быть интересно!

— Вы меня куда-то тащите! Прекратите! Я хочу домой, я смертельно устала, у меня кружится голова!

— Пожалуйста!

Вадим вынырнул в уже знакомом павильоне. Уже знакомый режиссер обернулся к нему с удивлением. У них тут съемка — и вдруг врываются какие-то, понимаешь? Что за ерунда?

Вадим помахал рукой — здрасьте.

— Что это? Что происходит?

— Минутку, Светлана Марковна, сейчас!..

Для Светланы Марковны все вокруг было стрессом, внезапным и ослепляющим. Свет софитов жарил, не давал тени и возможности скрыться. А самое ужасное — он напоминал о той давней жизни, когда еще был театр, а болезни не было, невыносимо!

— Вадим! Вы сошли с ума! Вы сошли с ума! Вы хотите, чтобы я умерла?

— Нет…

Вадим и сам был в смятении. Никаких шансов выйти из истории разумно и без потерь. Как он вообще согласился? Десяток людей, жара, съемки какие-то в разгаре. За декоративным столом — зависнувший от удивления телеведущий, которого прервали на полуслове. Всем сделал плохо…

— Сейчас-сейчас…

Режиссер уже шел к ним, был напряжен, удивлен, возмущен, оглядывался на своих.

— Вадим Иваныч… А в чем дело-то? Что случилось?

Светлана Марковна, пряча лицо, отшатнулась куда-то вглубь. Вадим перехватил режиссера, отвел в сторону:

— Понимаете… Срочное дело! Нужен ваш оператор.

— В каком смысле…

— Долго объяснять. На пару часов нужен ваш оператор… А еще вот… свет этот, камера… гример… павильон… Ну, чтобы все — как надо…

— Так, а программа? Мы программу как бы снимаем! Плановую! У нас монтаж завтра!

— Оплачиваю полную смену по двойному тарифу!

Режиссер помолчал, внимательно рассматривая Вадима:

— Режиссер нужен?

— Нет. Режиссер свой будет. Уже едет.

— Ну, смотрите…

Игорь пришел раньше назначенного времени, топтался у входа. Видел, как официанты проводят последние репетиции, видел, как гости собираются и курят у входа. Потом ему позвонил продюсер:

— Ну, здорово! Ты где?

— На месте.

— Отлично! Уже еду, везу ведущего и твой баян!

— Аккордеон…

— Сколько тебе надо будет времени, чтобы подготовиться?

— Да нисколько. Стакан махну, чтоб стыдно не было, и готов…

— Стыдно! Это нормальная работа! Люди всю жизнь на свадьбах работают!

— Все, давай не будем. Просто организуй мне стакан, чтоб я ничего не почувствовал!

— Так, а как ты играть будешь, если ничего не чувствовать?

— Как играть? — Игорь ухмыльнулся. — А я могу и во сне! И в коме могу играть, и без головы! Только кто это ценит?

— Я ценю! — торжественно заявил продюсер. — Только ты меня сегодня не подведи, я тебе такой ангажемент устрою! Впереди лето, урожайная пора, свадьба на свадьбе!

Игорь вяло послал продюсера, а сам топтался, курил думал. По времени уже должно было наступить какое-то просветление. Как это всегда бывает — сначала жесть, с головой во что-то кинулся, не можешь понять, барахтаешься, пузыри пускаешь, но потом потихоньку приноравливаешься. Привыкаешь, и вот уже понятно, на каком ты свете. С музыкой такая формула работала. В жизни нет. В очередной раз убедился. Ничего не прояснилось. Чем дальше, тем больше жести.

Сырая жизнь на красном диване была бы вполне приемлемой, если бы не хотелось так сильно есть. Оля часто забывала покормить. И все чаще забывала об Игоре в целом. Она появлялась без предупреждения, злая или игривая, покурить или поцеловаться. Много и горячо жаловалась Игорю на судьбу, на Вадима, на Таню, на Юльку, на весь мир. А Игорь не мог ее утешить. Ему бы самому пожаловаться. Но до этого не доходило. Выговорившись, Оля исчезала. А Игорь оставался один на один с гитарой, с красным диваном, со своими бедами, раздувавшими мозг, с Олиными бедами, давившими сверху. Если становилось совсем тошно, Игорь тайно перебегал на первый этаж, к Мите, — только бы не встретить никого! Митя и Алия откармливали, отпаивали, кое-как жалели и отправляли обратно.

Ночами Игорь представлял себе Олю. Вспоминал ее — нежную, гибкую, горячую. Но все чаще ночами он представлял себе Таню! Вспоминал ее — добрую, внимательно смотрящую, почесывающую ему спину. И представлял ее с Вадимом. От этого хотелось съесть подушку. Но подушки не было.

Сколько еще это может длиться?