Тихий солдат

Те, что собирались у Семена Михайловича в этот час, вечером уже в сопровождении жен, под звуки части симфонического оркестра из Большого театра пришли в «Метрополь». Там уже Павла не было, а вот Рукавишников и Пантелеймонов присутствовали везде, потому что это входило в их обязанности.

В тот день, 13 апреля 1939 года, когда Семену Михайловичу исполнялось 56 лет (дата не круглая, но в связи с уже основательным возрастом обязательная для чествования), Павел впервые увидел Сталина. Настоящую, истинную свою жизнь, наполненную особым смыслом, он стал отсчитывать с того самого дня, никак не раньше. Потому еще долго и чтил память о Буденном, как о человеке, имевшем прямое отношение к той встрече. Впрочем, много позже, когда в его жизни произошли роковые изменения, он вновь увидел вблизи себя Сталина. И опять-таки благодаря тому же эпатажному командарму. Но то было еще далеко впереди, еще не просматривалось через густой дым нескольких войн, больших и малых, и сквозь серую рутину его рабочих буден. А тогда, тринадцатого апреля тридцать девятого года, сержанту Тарасову, еще не ощутившему себя пушечным мясом в большой разделке старой мировой туши, предстояло увидеть и услышать того, кто был также недосягаем для простого смертного, как бог на небесах.

Павел всегда считал, что ему необыкновенно повезло, потому что в день рождения маршала именно он, а не кто-то из трех его сменщиков-часовых, дежурил по служебному графику в приемной Буденного.

Тарасов стоял на часах у входа, с трехлинейкой, вытянувшись и поглядывая искоса на собиравшихся в коридоре строгих мужчин из охраны гостей. Внезапно появился высокий, молчаливый человек с внимательным, недобрым взглядом, который почему-то особенно ожесточенно посмотрел на Павла и вдруг выругался в полголоса. Он тут же по-хозяйски шагнул в приемную маршала, но Павел, оскорбленный его безаппеляционностью, хотя и почувствовавший душой глубоко встроенную в характер этого человека властность, упрямо заступил ему дорогу.

– Извините, товарищ…, документы предъявите, пожалуйста, – чуть краснея, негромко, но достаточно решительно произнес Павел.

– Что! – брови высокого мужчины с возмущением взлетели на лоб.

Пожалуй, он бы приложил сержанта своей тяжелой рукой, но рост и очевидная сила Павла все же остановили его.

– Попрошу документы! – уже строже сказал Павел и на всякий случай чуть наклонил вперед винтовку с острым начищенным штыком.

В стороне собравшиеся охранники уже прибывших высоких гостей заговорщицки переглянулись, кто-то даже что-то ядовито шепнул. Высокий стрельнул в их сторону ненавидящим взглядом, и они тут же будто растворились в глубине длинного коридора.

– Где старший? – прошипел высокий.

– В приемной, товарищ…

– Вызвать сюда!

Павел сорвал тяжелую черную трубку (телефон без наборного диска висел на стене справа от тумбочки). Немедленно ответил Пантелеймонов.

– Тут вас спрашивают…срочно.

Дверь мгновенно растворилась от толчка изнутри, и на пороге застыл светловолосый Пантелеймонов. Его лицо мгновенно приобрело растерянный и даже как будто виноватый вид, словно он увидел нечто исключительно опасное, отчего даже у таких, как он, душа уходила в пятки.

Высокий мужчина решительно выхватил из створа двери совершенно уже обескураженного Пантелеймонова и что-то нервно зашептал ему в самое ухо. Оба покосились на замершего с винтовкой Павла.

Саша Пантелеймонов испуганно кивнул и сверкнул на Павла беспокойными глазами. Он негромко, с хрипотцой приказал:

– Снимайся с поста, немедленно! Бегом в зал для банкетов, запри там официантов и носа не высовывай.

Павел было развернулся, но высокий мужчина схватил его крепкой, уверенной рукой за плечо и тут же ловко перехватил винтовку. Павел съежился, отступил, но Пантелеймонов сделал ему знак бровями, дескать, спокойно, подчиняйся тут беспрекословно.

Мужчина быстро сунул освободившуюся винтовку в распахнутую дверь, к внутренней стене, потом также энергично притянул к себе Павла за ремень и мгновенно вытянул у него из кобуры наган. Его он тут же впихнул себе в карман брюк.

– Отдам потом…, вот ему, – буркнул мужчина, показав глазами на Пантелеймонова, и грубо оттолкнул от себя Павла.

Тарасов, весь уже красный до ушей, сделал первый короткий шаг, чтобы потом быстро добраться до банкетного зала, но в это мгновение что-то вдруг дробно загрохотало по коридору со стороны главной лестницы. Это было похоже на сорвавшиеся с горы камни, бившиеся о крупные валуны и стремившиеся поскорее добраться до самого дна ущелья. Павел слышал такое на китайской границе, когда кто-нибудь неосторожно задевал камешки на вершине глубокого оврага. Это пугало, заставляло втягивать голову в плечи и ждать тяжелого удара сверху или обсыпания породы под ногами. Подобное ощущение постигло его и теперь.

Хватая случайных встречных и немедленно заталкивая их в кабинеты, какие-то небывало решительные люди стремительно шли, даже почти бежали, по длинному коридору.

Раздался повелительный гортанный окрик:

– В кабинеты! Двери закрыть, стоять не двигаясь! Не дышать даже! Быстро! Быстро!