Неподалёку раздался мерный стук копыт. Поначалу пастор не обратил на него внимания, полагая, что кому-то из слободских приспичило на ночь глядя куда-нибудь вожжи навострить. Однако, когда служитель церкви поднял слегка захмелевший взгляд, то увидел перед собой троих всадников. Они были одеты в просторные туники сочно-зелёного цвета и серые кожаные плащи. Лица скрывались под глубокими капюшонами. На груди висели золотые косые кресты, заключённые в круг.
Мужчина сглотнул.
– Пастор Клер? – задал вопрос первый всадник.
– Да, это я. Я здесь пастор, – закивал Клер, затравленно взирая то на одного незнакомца, то на другого, то на третьего. Потом лицо его неожиданно прояснилось, а он сам аж привстал, – Я нужен в Храмовых скалах? Вы пришли за мной?
– Нет, ты нам не нужен, – неприятным высоким голосом произнёс второй. Его вороная кобыла ни в какую не могла устоять на месте, и то ходила кругами, то нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. – Нам потребно, чтобы ты подобрал претендентов на обучение. Высшая семинария непосредственно при главном храме объявила новый набор. Ты служишь здесь вот уже не первый год, и мы полагаем, знаешь многое о местных жителях. К тому же, в Храмовых скалах имеются сведенья, что ты открыл приходскую школу. Более достойного начинания для человека сложно и придумать.
– Тебе вдвое увеличат жалование, – хрипло молвил третий. В отличие от первых двоих, что он, что лошадь стояли смирно, точно высеченные из камня. – И… Это пока неофициально, но возможно, скоро тебе будет голубь с вызовом в Храмовые скалы.
– Ой, что же это мы! – засуетился пастор. – Проходите в избу. За коней не беспокойтесь, тут за углом есть коновязь и корыто с водой и просом. Куляба! Пошевеливайся, квашня! У нас гости!
– Нет, пастор, – оборвал его «каменный». – И сам не суетись, и жену не тревожь. У нас ещё много дел на сегодня, поэтому задерживаться недосуг. Мы вернёмся послезавтра, будь готов представить претендентов. Нам нужны мальчики и девочки от десяти до тринадцати лет, – бросил через плечо незнакомец. Не прощаясь, всадники развернули коней и тихонько побрели в сторону постоялого двора.
Через день в классе приходской школы было шумно, как никогда. Клер поработал на славу. Он подобрал десять более или менее грамотных ребят интересующего возраста. Разумеется, тут сидели и просто умницы, на которых пастор не мог нарадоваться да наглядеться, и те, что читали через пень-колоду, а писали и того хуже. Но на всякий случай, служитель пригласил и их.
У школы творилось что-то невероятное. Невзирая на то, что с самого утра накрапывал мерзкий студёный дождик, и ветер пробирал до нутра, за окнами толпились едва ли не все слобожане от мала до велика. Каждому хотелось поглазеть на заезжих гостей, аж с самих Храмовых скал! А там, глядишь, и – чем чёрт не шутит? – удастся замолвить словечко за собственное чадо. Поэтому едва ли не все, кто окружил в то утро приходскую школу, имели при себе либо огромный шмат сала, завёрнутый от чужих глаз в полотнище, либо котомку с кровяной колбасой, либо что-то ещё. Словом, запаслись люди снедью и ценностями, чтобы как-то подмаслить вербовщиков.
Всадники появились ближе к полудню, когда худо-бедно распогодилось. Они спешились и прошли в школу, не обратив и малейшего внимания на беснующуюся толпу, щедро расточавшую подобострастные комплименты и внушительные посулы. Когда они вошли в светлицу с претендентами, повисло гробовое молчание.
Вербовщики несколько раз прошлись вдоль стройных рядов, иногда останавливаясь рядом с кем-то из претендентов. Они по-прежнему скрывали свои лица под капюшоном и ходили по светлице в полном молчании.
Некоторые, особо впечатлительные девочки и мальчики, решили, что незнакомцы мертвы. А лица закрывают, чтобы скрыть следы тлена или вовсе голые черепа… Что, кстати, неплохо объясняло и престранное молчание тех, кто по определению должен отличаться словоохотливостью и красноречием. Ведь каждому ведомо, что мёртвые не разговаривают.
Однако они ошиблись. Когда пришельцы закончили осмотр, то собрались около колченого столика, и средний заговорил низким бархатистым голосом.
– Чада мои, отрадно видеть, что в сей прекрасной слободе столько юных созданий познали свет грамоты, – после этих слов он простёр руки к небу и продолжил чуть громче. – Так возблагодарим же Господа, что послал к вам во просвещение столь достойного мужа, как отец Клер!
– Воистину! – хором отозвались дети.
– Уверен, вам ведомо, для чего нынче пастор позвал всех вас. Прискорбно, но нам дозволено взять с собой в Храмовые скалы только четверых молодцев и дев, чтобы дать им возможность постичь свет истины. А посему будут испытания. И лишь прошедший сможет войти под своды Великого Храма полноправным послухом-семинаристом.
Ан'eй слушал его, затаив дыхание. Всё происходящее казалось далёкой от жизни сказкой. Ещё вчера никто не смог бы и помыслить, что в такую глушь приедут вербовщики аж из Храма. Уму непостижимо. И это был шанс из тех, что выпадают единственный раз на всю жизнь.