Выскочил Назарка на ходу из тарантаса и пошел выбирать наилучшую точку для наблюдения.
В то же утро из города в хутор направилась еще одна подвода, немного позже первой. В телеге с Виктором Ивановичей ехал молодой мужик с темно-русыми мягкими усиками, с пронзительным взглядом черных пытливых глаз. На голове у него — бараний треух, одет в нагольную шубу с кушаком, на ногах — пимы. Даже хорошо знакомый не враз признает в этом мужике Антона Русакова. К тому же дня четыре не брил он бороду, по совету Виктора Ивановича.
Привез Антон радостные вести о том, что из Петрограда на Урал через Вологду и Вятку идет Северный летучий отряд. В его составе и 17-й Сибирский полк. По пути следования отряд помогает устанавливать Советскую власть на местах.
Но, говорят русские люди, на бога-то надейся, а сам не плошай. Потому еще раньше, до приезда Антона, собирал Федич подпольщиков у Золотой сопки за Уем. Там единодушно было решено: продолжать бороться за установление Советской власти в городе, формировать из рабочих отряды Красной гвардии, находить способы добывать оружие.
Никакие переговоры, мирные сделки с врагами Советской власти, уже испытанные раньше, невозможны. И нет иного выхода, кроме открытой борьбы. Вот на подготовку к ней и направили все свои усилия подпольщики.
Почти все степное Южноуралье прижато было дутовскими казаками. Свободный от них Челябинск, будто спасительный маяк в море, вселял надежду на избавление от разгулявшегося казачества. По согласованию с Федичем, Виктор Иванович решил добыть хоть сколько-то оружия в Челябинске. Для этого и вез Антона в хутор.
Виктор Иванович надеялся уговорить Рослова Тихона отправиться в эту поездку, потому как легче будет ему, чем кому-то другому, пробраться через все казачьи кордоны на трудном пути в сто двадцать верст.
На подъезде к хутору заметили путники одинокого милиционера в стороне от дороги. Сдержал Виктор Иванович Воронка, пригляделся к милиционеру, признал его.
— Наза-ар! — крикнул он. — Чего ты тут шатаешься, волк тебя задави. Садись, подвезу.
— Ехайте, как ехали, — сердито отмахнулся Назарка. — Не до вас тут. Клад я ищу!
— Ну ищи, ищи, волк тебя задави, — негромко проговорил Виктор Иванович и, взглянув на Антона, удивился: — Чего ты туда уставился, как на икону.
— Уставишься, пожалуй, — невесело усмехнулся Антон. — Ведь на этом коне и в этот хутор попадаю я второй раз, а вижу его, хутор-то, впервые, хоть и долгонько тут задержался тогда…
— А балаган-то мой с глубоким подполом найдешь теперь?
— Нет, не найду. Ведь из того подпола хутора-то не видно. А подъехали ночью и уехали ночью… А Василий Рослов, где живет?
— Вон у плотины, справа. Плетень их прямо возле дороги… Изба это Макарова, дяди Васильева.
— Да? А ведь Макар-то с семнадцатым полком идет. Может, и домой заскочить удастся ему. А Шлыков Григорий где?
— По этой же стороне гляди левее. Во-он их двор. И избушка вроде моей.
— А Тимофей Рушников?
— За прудом, тоже налево гляди. Во-он избушка на курьих ножках, пирогом подперта, блином покрыта… Женился он, сказывают. А мужики его председателем Совета выбрали.
— Да ну! Ай да Тима!
— Василий-то вон, кажись, на заднем дворе чего-то делает.
— Не удержусь я, Виктор Иванович, спрыгну, как поближе подъедем.
— А чего ж, спрыгни. Я пока один к Тихону подъеду. Он в кузне, скорее всего. Как обратно поеду, тебя и захвачу. Без тебя к бабушке Матильдушке не поеду.
— Соскучился и я по ней. Она ведь, как родного, пестовала меня в том подполе.
— А ты к Василию-то подойди с заднего двора, шапку поглубже надвинь. Вот и проверишь, может ли тебя узнать знакомый человек.
Доехав до угла рословского плетня, Виктор Иванович придержал Воронка и, высадив спутника, двинулся за ним по дороге. Антон миновал плетень, прошел два звена прясла, остановился, покашляв. Виктор Иванович спустился почти к плотине, потому не видел вверху никого, кроме Антона. А встреча-то интересной должна быть. Остановился, прислушался.
— Бог на помочь, хозяин! — изменил голос Антон. — Работников не нанимаешь ли?
— Нет, — звонко ответила за хозяина Катерина, — сами все переделали!
— А, може, знаете, кому нужны тут работники?
— Да кто его знает, — послышался голос Василия, — вот разве что Прошечка на молотьбу возьмет. Много у его молотить-то еще.
— Да где же он живет, этот ваш Прошечка? — нарочито грубо, но уже своим голосом и даже с командирской ноткой спросил Антон. — Покажи мне его избу!
Василий пошел к пряслу и, не дойдя двух шагов, заорал блаженно:
— Петре-енка! Бес тебе в ребро! Да откуда ты свалился-то? Катя, это Антон, про какого я тебе сказывал… Ну, давай, перелезай сюда, обниму я тебя, родной!
Антон полез через прясло, а Виктор Иванович двинулся своей дорогой. Поднявшись на въезд, услышал железный звон из кузни. Туда и свернул напрямую с дороги.
— Здорово живешь, Тихон Михалыч! — приветливо молвил он.
— Здравствуешь, коли не шутишь, Виктор Иванович! — бодро отозвался Тихон, сдвигая с наковальни уже остывшую железную полосу. — Какая нужда привела тебя сюда? Воронка, небось, перековать?