Тихий берег Лебяжьего, или Приключения загольного бека<br />(Повесть)

Ветер здорово надувал паруса. На волнах получились барашки и скоро — целые бараны. Со стороны форта громыхнуло. Мы подумали, что пушки, — не сразу поняли, что гроза. Юрка скомандовал:

— Лево на борт, поворот на другой галс! Курс — порт!

С трудом повернули к берегу, парус перекидывался с борта на борт, мне два раза сильно хлестнуло шкотом по лицу, чуть глаз не выбило. Нос плота заносило, хоть мы и сильно гребли. Все равно я поймал шкот и стал держать, правда, через утку. Получалось плохо, плот не так к берегу идет, как его несет по ветру.

Ветер вдруг завизжал тоненько, мачта затрещала, Юрка заорал:

— Отдай шкот!

Я сдернул шкот с утки, и мне чуть руку не оторвало.

— Трави! Трави до полного! — кричал Юрий.

Парус заполоскался и оглушительно захлопал. Волны росли на глазах, загибались, курчавились, шипели, как змеи, и все чаще забегали на плот. Стало мокро и противно; не только ноги, живот мокнет. Плеск, шип, вой — прямо невозможно. Грести не могу. Юрка тоже бросил весло, крикнул мне:

— Серый! Нас несет на Ижорский мыс, повернем туда, скорее вынесет.

Кое-как веслами и рулем привернули, и плот понесся по ветру. «Щука» мчалась как бешеный миноносец. Волны все равно нагоняли плот, останавливали, заливали все выше и выше, бросали нас вперед и опять заливали.

Блеснула молния, еще и еще раз, и все ближе урчал, а потом с оглушительным треском грохотал гром. Ветер прямо озверел, срывал пену с гребней и нес ее по воздуху. Мы мокрые до головы, как утоплые котята. Холодно нестерпимо.

Сорвало парус. Он не упал. Вместе с кусочком мачты и цепью полетел вверх в черное небо, как бумажный змей, — выше, выше, маленький стал и пропал. Нас заливало уже выше пояса. К черту смыло весла, отломался и поплыл руль. Мачта стояла. Мы держались за нее. Нас все несет и несет, и волны уже с дом, не ниже. Говорить невозможно и нечего. Юрка мокрый и синий, и я, наверное.

Сколько так мчались, не помню. Юрка опять прокричал:

— Серый! Нас смоет, ослабеем и смоет в воду. Надо привязаться к мачте. — Веревки были в ящике у самой мачты. Юрка привязал меня, и я ему помог привязаться. Получилось, что мы вроде закрепились на плоту и можно терпеть — только волны мучили и брызги. Мне сразу много воды в рот попало и я заплакал. Юрка зубами стучит и опять в самое ухо: — Сер-р-ый! Не рев-ви! И мне хочется. Не рев-ви, не поможет!

Я тоже весь дрожу и лязгаю зубами, как замерзший волк, и вдруг вижу, что уходит одно бревно. У «Щуки» длинное серединное бревно и по бокам по три. Одно боковое поползло назад. Юрка тоже увидел, хотел остановить ногой — ничего не вышло. Бревно уплыло, получилась дырка; плот осел и немного накренился. Хорошо, что мачта стоит на срединном. Страшно, что развалится плот. Ой, худо!

Юрка вдруг наклонился и закричал мне прямо в ухо:

— Серый! Слушай внимательно. Если я утону, а ты останешься, найди Катю, знаешь, учительницу. Скажи ей: «В тети Зинином омшанике, на чердаке, в пустом улье». Запомнил? На чердаке, в пустом улье.

Толстая фиолетовая молния вспыхнула совсем рядом, оглушительно крякнул гром, и хлынул дождь, страшный ливень. Вокруг встала серо-белая стена и закрыла берег. Куда нас несет?

Папа говорит, что когда плохо, самое главное не отчаиваться, кто отчается — непременно пропадет. И всякие примеры рассказывал, тоже больше про море. Мне было плохо, и, конечно, Юрке. Холодно, пальцы синие, отволгли и не слушаются, даже в животе не осталось теплого, будто там лед. И ничего не видно, и не знаешь, что будет, и вообще, и сейчас, через секунду. Волна, как огромная кошачья рука, то схватит нас, как мышь, задержит, притопит, то бросит вперед на водяную стену. Я не знал даже, отчаиваться или нет… но тут получилось странно. От дождя волны пригладились и притих ветер. Легче стало, даже показалось, что чуть-чуть-чуть теплее.

Еще раз, уже впереди, сверкнула молния и осветила гребенку береговых сосен. Плот несло к ним наискось, и они были совсем недалеко. Берег показался и больше не пропадал из глаз, приближался. Первый стук плота о дно — страшная радость. Юрка руками и зубами отвязывался и меня отвязал от мачты. Зашуршал под бревнами песок, плот еще раз поднялся высоко на волне, залился прибоем и остановился. Мы соскочили в воду. Юрка выбежал далеко, далеко на берег и бухнулся ничком прямо на мокрую тину, я за ним.

Когда успокоились, стало так холодно, так холодно, что Юрка вскочил, закричал: «Бежим» и бросился вдоль берега в сторону дома. По песку было плохо бежать. У Юрки лопнули и свалились сразу обе сандалии, он их не поднял. У меня порвался ремешок на одной, я немного пробежал прихрамывая, снял и бросил вторую. Ну ее! Кололо под ложечкой, все равно бежал и бежал.

Тяжело по песку. Мы поднялись на обрыв, и там оказалось шоссе. Сразу узнали Ижорский Лык. До Лебяжьего семь верст. Дождь не переставал, и мы бежали и бежали до самого дома. Дальше получилось и хорошо и плохо.