Вероника укрылась за бочками, где ее поджидала Анита, и незадачливый ухажер натолкнулся на Фастова. Не зная, как себя повести, опешил и пропустил несильный, но эффективный тычок. Отлетел назад, где Алекс накинул ему на голову мешок и опутал нашедшейся среди корабельного снаряжения рыболовной сетью.
Что сказать, все было проделано мастерски. Австралиец и пикнуть не успел, как подскочивший Карл Ильич повалил его ничком на дно шхуны и придавил коленом.
— Слушай меня! Мы ничего тебе не сделаем. Посидишь взаперти, пока мы куда-нибудь не причалим. Не бойся, с голоду не помрешь, еду и воду обещаю. Компания тебе тоже обеспечена, подожди чуток… Ты меня понимаешь?
Джимба что-то промычал. Карл Ильич счел это проявлением смирения, перевернул его лицом вверх, приспустил мешковину и предупредил:
— Не орать! Вякнешь — заткну рот… А теперь встань и иди. Вон туда.
Он подпихнул Джимбу к железному ларю, ставшему камерой смерти для Мак-Лесли.
Быть может, туземец и не стал бы противиться пленению, однако камера эта вызвала у него резкое неприятие.
— Нет! — выкрикнул он вопреки запрету. — Джимба не пойдет туда!
Он со всех ног понесся к лестнице. Карл Ильич догнал его и сбил, как кеглю. Запутавшийся в сетке австралиец не мог оказать действенного сопротивления. Фастов без посторонней помощи заткнул ему рот лоскутом, оторванным от мешка, связал руки и водворил в темницу.
— Ловко у него получается! — шепнул Максимов Аните. — Наш Карл Ильич тот еще пострел…
Анита поджала плечи, как будто в прокаленном трюме ей вдруг сделалось знобко.
— Алекс… По-моему, мы делаем что-то не то…
Разошедшегося Фастова было не остановить. Помощь ему больше не требовалась, он, кажется, и думать забыл о своих союзниках, а его собственные силы удесятерились, как это бывает у людей одержимых. Выскочив на палубу, он стервятником накинулся сзади на Рамоса. Тот, не ожидавший нападения, ткнулся в штурвал и повис на нем. Повинуясь инстинкту моряка, он не сразу выпустил рукоятки, сделал это с запозданием, и Карл Ильич, почти не утруждаясь, смял его.
— Ко мне! На помощь! — проник в трюм отчаянный зов мексиканца.
Недоставало еще сакраментального: «Измена!»
Анита и Алекс наперегонки устремились к лестнице, мимо колотившегося в коробе Джимбы, и наскочили на спускавшегося в трюм Карла Ильича. Он — былинный витязь! — нес перекинутого через плечо Рамоса, чья голова болталась, как у тряпичного паяца.
— Что с ним? — ужаснулась Анита. — Что вы с ним сделали?
— Да живой он, живой! — прорычал Фастов. — Треснул его по темечку, вот он и обмер. Через пять минут восстанет.
Аниту передернуло. Карл Ильич говорил, как должно было говорить чудовище, созданное доктором Франкенштейном из романа Мэри Шелли, — зло, жестко и скрипуче. И в глазах его, черных, как горелые угольки, не было ничего человеческого.
— Кто вы? — лепетнула она.
Он загоготал — так же скрипуче и демонически. Забросил свою ношу в короб к Джимбе и закрыл дверцу. Ключа у него не было, и он подпер ее ломом. С чувством выполненного долга обтер руки о штаны.
— Хотите знать, кто я? Что ж… Теперь самое время раскрыть карты.
В его руке появился нож с широким лезвием. Карл Ильич полюбовался солнечными зайчиками, прыгнувшими на отполированную сталь через открытый люк, и начал:
— Я тот, кто убил всех… И Санкара, и Мак-Лесли, и Накамуру, и Нконо… Всех! Я резал, стрелял, травил — для каждого у меня был заготовлен свой метод. Не люблю повторяться! — он снова гоготнул и посмотрелся в нож, как в зеркальце.
Сколько гонора! Ему бы в Александринском театре выступать… Однако ж цели он достиг — по спине у Аниты побежали мурашки, ее уже не знобило, а промораживало до костей.
В железном затворе, как жук в спичечнице, колготился Джимба, слышалось его неразборчивое бормотание. Постанывал приходивший в себя мексиканец. Они избавились от кляпов, но волю голосовым связкам не давали, прислушивались. И правильно — от исхода противостояния между рыжим рыбаком и четой пассажиров зависела их свобода и, что вернее, сама жизнь.
Алекс — не человек, кремень! — оставался спокойным.
— Нелли, как думаешь, не дать ли ему по сусалам? — спросил он уголком рта.
— Не надо… Пусть договорит.
Если б предстоял раунд на кулаках, Анита не стала бы возражать. Но Карл Ильич был вооружен и потому опасен вдвойне. Алексу не стоило рисковать.
— Ценю ваше благоразумие, сударыня, — поклонился ей господин Фастов. — Этим вы отсрочили смерть… как вашу, так и вашего супруга. Отсрочили, но не предотвратили.
— Вы нас убьете?
— Еще как! У меня для вас заготовлено кое-что особенное… Кстати, благодарю за содействие. Ни Рамос, ни дурачок Джимба никого не убивали, они невинны, как овечки. Но вы помогли мне их изолировать… А уж с вами я справлюсь!
— Уверен? — Максимов, разозленный откровенной издевкой, звучащей в словесах этого оборотня, засучил рукава и двинулся на него, как гладиатор на арене. — Да я тебя… как червя…
Карл Ильич, скаля зубы, не тронулся с места, лишь наклонил вперед острие ножа. Анита схватила Алекса за ремень штанов.
— Стой! Он тебя зарежет!