Тик-так

— Если исключить нас с Алексом и Веронику, то остаетесь вы, Рамос и Джимба. Кто же?

Карл Ильич укоризненно поцокал языком.

— Меня вы, значит, тоже внесли в реестр? Благодарю покорнейше… А ведь я вам услугу оказал, Анна Сергеевна!

— Какую же?

— Помните, как вы давеча из кубрика вылезали и застряли? Кто вас из окошка вытащил и от конфузии избавил, а? То-то!

Кровь горячей волной прилила к лицу Аниты. О, да! Как о таком забыть…

— Это были вы? А я гадала!..

— Выручить соплеменницу — святое дело. Я уже тогда подумал, что вы не из тех пустышек, что на балах фижмами крутят и в сплетнях упражняются. Вам же страсть как охота до правды докопаться?

— Да, — не стала лукавить Анита.

— Во-от… А мне охота жизнь сберечь. И себе, и вам.

— Каким образом?

Фастов обвел руками полукольцо, прося собеседников сдвинуться в тесный кружок.

— Сужу я так… Надобно этих двоих — Джимбу с Рамосом — лишить возможности напакостить нам. Тогда и не будет убийств. А я с вашей помощью берусь довести шхуну до берега.

— Лишить возможности? — проговорил Максимов раздельно. — Поясните. Как минимум один из них невиновен — за что же с ним так жестоко?

— Жестоко? Я вас умоляю! Мы запрем их в трюме, обеспечим всем необходимым. Посидят, а как причалим, выйдут на свободу. Никто не пострадает.

Перспектива арестовывать Джимбу и Рамоса восторга у Аниты не вызвала. Не по-людски это, нехорошо… Но коли вникнуть, то не так уж и неразумно. Карла Ильича тоже нельзя сбрасывать со счета, преступником может оказаться и он, но уследить и, в случае чего, справиться с ним одним будет легче. А за тремя — уследишь ли?

— Что скажешь, Алекс?

— Хм… — он испытывал те же сомнения. — Задача ясна, но как ее решить?

Его, как инженера, заботил технический аспект.

— Решим! — загорелся Карл Ильич, видя, что предложение принято. — Их двое, а нас трое. С вашей служанкой четверо. Ужель не одолеем?

По первости он заявил, что действовать надо гусарским наскоком. Разделиться на пары и напасть одновременно на обоих, чтобы те не смогли поднять тревогу и объединиться. Однако Алекс, в котором затрепетала военная жилка, развенчал эту стратегию в пух и прах. Он доказывал, что пары получатся так себе, ибо на женщин, как на бойцов, надежда слабая («Прости, Нелли!»). Посему надобно действовать всем скопом и всенепременно хитростью. Как? На этот счет у него вызрели собственные соображения, каковые он не замедлил воплотить.

Карл Ильич на скорую руку нахватал из бочонка солонины, из ящика сухарей и выбрался на палубу. Раздал еду товарищам по экипажу, и они устроили перекус у рулевого колеса. Этим моментом и воспользовался Максимов. Лавируя меж бочек, он добрался до кормы и приоткрыл лаз, который вел когда-то на ют. Сейчас на этом месте громоздилась груда деревяшек, смешанных с матрасным тряпьем и соломой. Убедившись, что Джимба отлучился, Алекс позвал Веронику, и она спустилась под палубу. Там он ввел ее в курс дела и дал необходимые указания.

Анита в приготовлениях не участвовала, ее раздирали противоречивые думы. Затея с временным арестом двух из трех подозреваемых виделась ей то гениальной, то идиотической. Она размышляла, терзалась и не могла прийти к однозначному мнению.

А операция, задуманная потомственным дворянином Фастовым, разворачивалась с кавалерийской молниеносностью. Сразу после трапезы Карл Ильич отпросился у Рамоса якобы проверить и укрепить заглушки в пробитом днище судна. Рамос ничего не заподозрил, он не отходил от штурвала и весь сконцентрировался на том, чтобы не дать кораблю-инвалиду самовольно свернуть с маршрута.

Фастов сбежал по лестнице в трюм и просигнализировал Алексу, что все готово, можно приступать к решительной фазе. Вероника по щелчку барина вознеслась посредством бочек из темного подпалубья и павой проплыла перед австралийцем.

Доверчивый Джимба расцвел в похотливой улыбке. Пышнотелая русская нравилась ему, он этого не скрывал. При всех своих аборигенских странностях он не был лишен тяги к прекрасному, а к женскому полу и подавно. На эту его слабость и уповали коварные заговорщики. Вероника, покрутив юбками, как кабацкая танцовщица, призывно стрельнула глазами на Джимбу, а после как бы провела взором черту от него к трюмному лазу. Все было проделано с истинно женским кокетством и вместе с тем предельно доходчиво — чтобы и лопух догадался, куда и зачем его кличут.

По части сердечных заигрываний Джимба оказался на редкость смышленым. Он глянул на Рамоса, чья спина виднелась из-за грот-мачты. Экс-помощник, а ныне капитан стоял, как мраморная скульптура, и сжимал рукоятки штурвала. Джимба мешкал всего секунду. Решив, что победа над красоткой, прежде столь неприступной, уже достигнута, он рассудил, что грешно будет не воспользоваться сладкими плодами любви. Вероника ширококрылой птахой порхнула в трюм. Ее объемные одеяния распушились, задев за края отверстия; она спешно прижала их руками к округлым ягодицам. Джимба не видел этого, он, искушаемый плотским вожделением, не спрыгнул, а вслепую свалился следом за прельстительницей. И это стало его роковой ошибкой.