Тик-так

— Вы меня поражаете, сеньора! — признался Руэда и прибавил, поворотясь к Максимову: — Как вы ей позволили все это проделать?

— Как будто она меня спрашивала! — Алекс с излишней резкостью крутанул штурвал. — Но, между прочим, насчет крови — это уже чересчур, — он осуждающе скосился на Аниту. — Ты же сказала, что нашла где-то красную краску…

— Я соврала. Не дуйся, Алекс! Все должно было смотреться достоверно…

Рамос посчитал, что и он должен внести свою лепту в разговор:

— Ваше самопожертвование ни к чему не привело. Мы узнали чуть больше о нашем боцмане, но лично я снял бы с него все подозрения.

— Не знаю, не знаю…

Анита не стала договаривать. Все смотрели на нее, ждали продолжения. Один Максимов, хорошо знакомый с ее повадками, был уверен, что она больше ничего не скажет. В ее голове крохотным ростком проклюнулось новое предположение, и должно пройти время, чтобы оно окрепло, оформилось, подкрепилось фактами. До того момента Анита будет держать его при себе и не проговорится, хоть душу из нее вынимай.

Вероника почувствовала себя лишней и шажочек за шажочком принялась отходить. На ее беду никто не озаботился тем, чтобы захлопнуть откинутую Накамурой крышку люка. Двигаясь тылом вперед, не заметила опасности. Еще шажочек — и она провалилась в черный зев. Мелькнули вскинутые руки, над палубой взметнулся вопль…

— Ой, божечки!..

— Вероника! — Анита вихрем подлетела к люку, заглянула вниз. — Ты где?

— Ту-ут! — застонала служанка глуховато и с отголосками, словно со дна колодца. — Не извольте беспокоиться, кости целы… В воду упала, не зашиблась.

— Как в воду?

— А вот сами гляньте…

Анита, подобрав подол, сбежала по лестнице в трюм. За нею затопотал сеньор Руэда. Спрыгнув с нижней ступеньки, они по щиколотки погрузились в теплое озерцо, растекшееся по всему дну корабля.

— Проклятье! — капитан выплюнул трубку в ладонь. — Течь!

Аните припомнился риф, впритирку к которому шхуна прошла часа два назад. Серьезных видимых повреждений он не причинил, но в сумятице, вызванной смертью Деметры, судно не обследовали как должно. Вероятнее всего, какой-то подводный, скрытый от глаз, скальный зубец пропорол-таки обшивку «Избавителя». Если бы не падение Вероники, шхуна нахлебалась бы вдосталь, прежде чем кто-нибудь обратил бы внимание на слишком глубокую осадку.

— Кроме рулевого, все сюда! — прокричал сеньор Руэда, запрокинув лицо и встопорщив бороду. — Искать пробоину!

Толкаясь, по лестнице скатились Рамос, Накамура, Джимба и Карл — весь наличный состав. Расплюхивая воду, они разбрелись по трюму и занялись поисками. Рамос догадался взять с собой фонарь, которым по очереди освещал закоулки. Вероника выразила намерение помочь, но Анита погнала ее наверх с приказом принести каких-нибудь палок и тряпок, чтобы сделать светильники. Сеньор Руэда тоже выбрался на палубу — сказал, что приготовит все необходимое для заделки течи.

Прошло не меньше четверти часа, прежде чем в днище отыскались две дыры — одна побольше, вторая поменьше. В ту, что была поменьше, Накамура вогнал толстый клин, а с первой пришлось повозиться. В нее затолкали мешок с паклей, а поверх него приколотили гвоздями деревянный щит, подбитый войлоком. По правилам следовало промазать щели шпаклевкой из сурика, но эта процедура была невозможна, пока в трюме стояла вода.

На шхуне имелась старая помпа с ручным приводом. Накамура и Карл взялись качать ее, однако японец с чахоточными легкими быстро выдохся, его сменил Джимба. Непромокаемый матерчатый шланг с плотоядным чавканьем заглатывал воду, она поднималась на палубу, выше ватерлинии, и выливалась за борт. Вроде бы не очень много ее было, но процесс занял больше часа. Когда австралиец со скандинавом утомились, их сменили Рамос и Максимов, передавший штурвал капитану.

— Если бы у вас тут действительно хранился порох, его бы оставалось только выбросить, — съязвила Анита на ухо сеньору Руэде прежде, чем он поднялся по лестнице, и выразительно глянула на подмоченные бочки.

Ей нечего было делать в трюме, но она не уходила — фланировала туда-сюда, посматривая то на мужчин, занятых откачиванием воды, то на перекрытия у себя над головой. Последние чем-то привлекли ее, она временами останавливалась, залезала на ту или иную бочку, касалась разбухших и изъеденных древоточцами досок.

Помощник капитана стоял к ней спиной, с хеканьем налегал на рычаг насоса, похожий на коромысло, и не мог видеть ее действий. Зато их видел Алекс. Его подмывало спросить, зачем это супруге вздумалось пачкаться, но в присутствии Рамоса он придержал расспросы на потом.

Был разгар дня, когда трюм, наконец, осушили. Проверили еще раз, крепко ли сидит заглушка и не протекает ли щит. Дотошный осмотр не выявил протечек. Рамос принес банку со шпаклевкой и кисть из жесткой щетины. Сказал Максимову:

— Дальше я сам. Отдыхайте.

Алекс и не навязывался. Покинув вместе с Анитой душный трюм, он, взмокший, распаренный, подставился под овевающий прохладой норд и встряхнул натруженными руками.

— А теперь признавайся: что тебе там понадобилось?

— Где?

— Там, внизу. Ты же не просто так под палубой лазила.