Тик-так

Минут сорок спустя праздный променад привел Аниту к шлюпке, в которой корпел над журналом сеньор Руэда. Он с головой ушел в писанину, словно клерк в уездной конторе. Незаметно приблизившись, Анита открыла, что пишет он не в журнале, а на какой-то бумажонке, выстраивая в ряды убористые бисерные буковки.

Подсмотреть бы еще, что именно он там выводит… Но нет — едва заслышав ее шаги, капитан оторвался от каллиграфических упражнений и сунул бумажонку между страниц журнала.

— Вы что-то желаете мне сообщить, сеньора? — воззрился он на нее, полуприкрыв глаза, как делают люди, не желающие выдавать своих истинных эмоций.

— Да… Нет, не сообщить… Я желала спросить, далеко ли мы от торговых путей? Нам, вероятно, следует держаться к ним поближе. Появление какого-либо судна может оказаться спасительным для нас…

Сеньор Руэда воспринял ее идею без энтузиазма.

— Я уже говорил вам, что на моей шхуне есть те, в чьих интересах побыстрее перебраться на континент. Они не захотят пересесть на судно, где могут подвергнуться задержанию.

— Но здесь им грозит гибель!

— Гибель грозит везде. В море — ураганы, на суше — ягуары, ядовитые змеи, индейцы… Будем оптимистами, сеньора!

Анита прекратила речи, но не уходила. Капитан захлопнул журнал и выбрался из шлюпки. Видно, ему пришла в голову мысль, что он слишком засиделся.

Чтобы отвлечь Аниту от тем, которые явно ему претили, он сделал комплимент Алексу, отметив его дар к судовождению, а затем уверился, что Накамура, Рамос, Джимба и Карл находятся в добром здравии. Они закрепили паруса и подготовили все для предания воде тел погибших товарищей.

— Мы закончили, капитан, — доложил Рамос. — Вы идете?

— Иду… — Руэда спрятал журнал за пазуху, еще раз оглядел палубу. — А где служанка? Я ее не вижу.

— Я тоже, — Анита выразила обеспокоенность. — Она была на корме, мыла посуду, но теперь ее там нет.

— Она что, в каюте? Я же запретил…

— Не будьте так жестоки. Иногда женщине надо уединиться, чтобы привести себя в порядок…

— Я сыт по горло трупами! — заревел Руэда. — Где она?

И, презрев свою начальственную вальяжность, он зарысил к кормовой каюте. Анита еле поспевала за ним. Он рванул хлябавшую дверь и ступил на порог.

Вероника лежала на тюфяке, запрокинув голову. Волосы выбились из-под чепчика, который она на шхуне не снимала, пожалуй, ни разу, и длинными гусеницами облепили лицо. В двух вершках от нее валялся окровавленный тесак, ею же и наточенный. Вне сомнений, этим предметом ее и убили. В правой руке она стискивала поварешку — не иначе как оружие, к которому прибегла от безысходности, чтобы защититься от врага. Но тот оказался сильнее и ловчее, нанес разящий удар в самое сердце. Об этом свидетельствовала расплывшаяся на рубахе клякса, еще не успевшая подсохнуть и превратиться в корку.

— Вероника… Боже! — у Аниты подкосились ноги, и она рухнула на колени.

— Сеньора, сеньора… встаньте! — заблеял капитан в несвойственной ему манере.

Он тоже был поражен. Впервые на судне убили не кого-то из команды, а пассажирку, появившуюся не далее как вчера. Это ли не доказательство, что «Избавитель» во власти безумца, которому все равно, кого губить?

Выкрик Аниты разнесся по палубе, и на ют прибежали все, чьих ушей он достиг. Не было только Алекса, он, стоя на носу, мог и не расслышать.

Анита вытянула дрожащую руку, но тут же спрятала ее в широкий рукав туники, словно тело горничной обожгло ее.

— Смотрите! Вот… на рубашке…

Пятно крови не помешало собравшимся в дверях разглядеть вырезанный на ткани четырехугольник с двумя закорючками. Ровно такой, как на мундире, что носил сейчас Максимов. Иероглиф «четыре», роспись маниака.

Капитан Руэда издал скрежещущий звук, мало не перекусив трубку пополам. Джимба, Рамос и Карл смолчали, они, может статься, и не знали историю про грозу американских офицеров. Зато Накамура… Он растолкал товарищей, оттолкнул Аниту, как неодушевленную помеху, и, хищно нависнув над трупом, испустил истинно ястребиный клекот:

— Дарэ гайя цу тан да? Кики теи наи!

— О чем это ты, друг? — Руэда повернулся к матросам. — Кто переведет?

Анита не владела японским, но сочла, что смысл сказанного боцманом понятен.

— Люди с Востока относятся к смерти не так, как мы. Для них это скорее не безвозвратный уход в небытие, а переход в иное состояние… Но смотрите, как он взволнован! По-моему, он спрашивает, кто это сделал… Не верит, что это действительно свершилось…

— Кто-нибудь видел, чтобы он вел себя так, когда убивали, например, Нконо или Санкара? — это задался вопросом нелюдимый Карл.

— Никто… никто… — прошелестели Джимба и Рамос.

— Так что же с ним? Он не в себе!

Подмечено точно. С Накамурой происходило сверхстранное. Он провел рукой по багровой метке на одежде Вероники, понюхал запачканные пальцы и завыл, словно одинокий волк в лесу. Все пристально смотрели на него. Анита на всякий случай отодвинулась подальше.

Глаза Карла налились красным, как у быка, он прерывисто задышал.

— Так это ты? Ты их всех?..