Кажется, прокричала достаточно громко, однако на палубе никто не появился. Оглохли они там или как? Анита приникла ухом к груди Накамуры. На то, что он жив, не надеялась, сделала это так, для порядка. Но к своей радости уловила ровное, хотя и заторможенное биение сердца.
— Да где же вы все? Скорее сюда!
Ни шагов, ни голосов… Если бы не волны, хлеставшие о шедшую на скорости шхуну, было бы тихо как в египетской гробнице.
Анита не владела врачебными познаниями, да и не представляла, почему физически крепкий Накамура впал в бессознательное состояние. Она похлопала его по щекам, надавила на грудь — он не очнулся.
Бежать! Бежать за этими глухими тетерями!
Анита выпрямилась, и ей снова стало дурно, но уже не от тошноты, а от того, что перед судном из моря высовывалась глянцевитая скала. Она напоминала коготь утонувшего дракона или какой-нибудь другой мифической рептилии.
Штурвал, скрипя, крутился то вправо, то влево. Шхуна, подгоняемая ветром, неслась на этот коготь, виляя, но не сворачивая с гибельного курса.
— Помогите!
Как и прежде, никого. Бежать за помощью уже поздно. Если немедля что-нибудь не предпринять, судно через считаные секунды врежется в скалу и разобьется вдребезги.
Анита перешагнула через распростертого японца и обеими руками обхватила рукоятку штурвала. Какая же неподатливая штуковина! К разбухшему от влаги колесу точно гирю привязали — оно поддавалось нехотя, а склизкая рукоятка так и норовила выскочить из ладоней.
Риф приближался, увеличивался в размерах. Миг-другой — и нос корабля с хрустом въедет в него, сомнется, как яичная скорлупа.
Анита, костеря на всех ведомых ей диалектах и свое слабосилие, и немилосердную судьбину, поджала ноги и повисла на штурвале. Весу в ней было немного, фунтов сто двадцать, но его хватило, чтобы в решающее мгновение переупрямить руль. Он, скрежеща, провернулся, и форштевень шхуны обогнул скалу, избежав прямого удара. Каменный выступ чиркнул по борту и, проскочив, отдалился.
Море впереди было чистым. Анита бросила штурвал и побежала смотреть, не прорвалась ли обшивка. Она встала ногой на кромку шпигата, приподнялась и, свесившись наружу, выдохнула. На борту обозначилась длинная, фута в три, царапина, но пробоин не было, и плавучести судна ничто не угрожало.
Ух-х!.. Анита вернулась к штурвалу. Накамура все лежал, но теперь, при внимательном рассмотрении, уже не походил на мертвого. Причмокивал и посапывал. Спит, каналья!
Однако не из-за усталости же его сморило… Капитан Руэда отзывался о нем, как о добросовестном служаке. Такие не дрыхнут на вверенном посту.
Анита еще раз осмотрела горизонт. Рифов нет, можно и отлучиться на минутку. Она побежала к импровизированной столовой, устроенной под открытым небом, и застала всю компанию спящей мертвецким сном. Сцена предстала — на зависть Гоголю! Рыжий Карл сидел, уронив лицо в тарелку, как надравшийся купчина в московском трактире. Капитан Руэда скособочился, его трубка, вывалившись изо рта, дымила у ножки стола. Рамос откинулся на спинку стула и выводил оглушительные рулады. Джимба сполз на палубу и свернулся комочком, подобно коту. А Деметра опустила голову на подложенные под щеку ладони — ни дать, ни взять, дитя, утомившееся от игр и сморенное нудными нотациями гувернантки. Что касается Максимова и Вероники, сидевших рядом, то они, бесстыжие, навалились друг на друга и спали в обнимку.
Как и на боцмана, на этих семерых не подействовали ни окрики, ни тычки. Анита нашла у мачты что-то вроде складного ведра — кожаный конус, утяжеленный снизу свинцовыми грузилами, — опустила его на веревке в море, вытянула и плеснула забортной водой на Алекса.
— Вставай, засоня! Basta!
Он вскинулся, толкнул локтем стол. На палубу свалились две или три тарелки. Потревоженная Вероника, которую тоже затронул морской душ, заахала, засемафорила руками и бессвязно заквохтала:
— Боже ж мой… что это? Где я?
— Просыпайся, клуша! — Анита сунула ей опустевшее ведро. — Принеси еще воды, да поскорее!
— Нелли… что происходит? — зашлепал губами Алекс. — Что ты устроила?
— Бужу вас! Вы заснули как сурки, и если бы не я, вас бы уже доедали спруты… Помогай мне!
Максимов наконец проморгался, начал соображать, а Вероника поковыляла за водой. Втроем они вернули к бодрствованию капитана, помощника, Карла и Джимбу.
Пробуждать греческую скиталицу Анита взялась со всей обходительностью. Из ведра не окатила, а смочила платок и провела им по ее щекам.
Личико Деметры не дрогнуло, веки оставались смеженными, она не изменила позы. Какие же сладкие грезы являлись ей в эту минуту, если она так не хотела с ними расставаться?
— Позвольте, я… — сеньор Руэда отвел завиток волос за мраморным ушком гречанки, ласково пощекотал ей шею. Помрачнел.
— Что-то не так? — взволновалась Анита. — Почему она не просыпается?
Капитан отодвинул Деметру вместе со скамьей от стола и с осторожностью приподнял ей голову, явив на всеобщее обозрение темные точки на белой коже худенького горла — оттиски пальцев убийцы.