Тигр! Тигр!

— Утечка катализатора из ракетных дюз. Ты хоть понимаешь, что случится, если хотя бы капля упадет на Землю? Запустится цепь распада атомов железа, которая охватит весь земной шар. В нее будет вовлечен каждый атом железа, а железо присутствует повсюду. Не останется Земли, куда ты бы мог возвратиться…

— Мы все это уже проходили, — устало перебил его Крэйн.

Он подвел Холмайера к основанию ракетной установки. Железная решетка перегораживала выложенную огнеупорным кирпичом яму глубиной двести футов и шириной пятьдесят.

— Это для стартового выхлопа. Если катализатор и просочится, то упадет в яму, и вторичные реакции о нем позаботятся. Ты доволен?

— Но в полете, — настаивал Холмайер, — ты все еще будешь представлять собой угрозу Земле, пока не покинешь ее предел Роша. Каждая капля еще не сработавшего катализатора в конце концов упадет обратно на почву, и…

— Я тебе в самый последний раз поясняю, — мрачно проговорил Крэйн, — что пламя ракетного выхлопа обо всем позаботится. Окутает любые просочившиеся частицы и уничтожит их. А теперь выметайся. Мне работать нужно.

Он подтолкнул Холмайера к выходу. Тот протестующе возопил и взмахнул руками.

— Я тебе не позволю! — повторял Холмайер снова и снова. — Я найду способ тебя остановить. Я тебе не дам…

Работа? Нет, безудержная интоксикация, обретаемая в трудах над кораблем. Корабль был утонченно прекрасен, как любое совершенное творение. Как сверкающие доспехи, сбалансированная рапира или пара подобранных пистолетов. Вытирая руки после завершающих штрихов, Крэйн не испытывал страха перед неудачей и смертью.

Ракета, готовая пронзить небеса, покоилась в своей колыбели. Пятьдесят футов стали слагали ее изящный стан, головки болтов сверкали, точно драгоценные камни. Тридцать футов займет топливо, предназначенное к сочетанию с катализатором. Большую часть переднего отсека — пружинный гамак, который, по плану Крэйна, должен был смягчить начальные перегрузки. Нос ракеты состоял из цельного естественного кварца и смотрел в небо, словно глаз циклопа.

Крэйн подумал, что корабль не переживет полета. Вернется на Землю в громовом и пламенном вихре, разобьется о ее поверхность, ибо методики безопасного возврата ракет пока не существует. Но оно того стоит. Одного величественного полета ему хватит. Одной дерзновенной вылазки в неведомое…

Запирая дверь мастерской, Крэйн услышал крик Холмайера от коттеджа через поле. В предвечернем сумраке он увидел, как яростно машет ему коллега. Торопясь к дому среди острых стеблей, он глубоко вдыхал холодный воздух и преисполнялся благодарности за то, что жив.

— Эвелин звонит, — сказал Холмайер.

Крэйн уставился на него. Холмайер вел себя как-то странно и ответного взгляда избегал.

— Что ты задумал? — спросил Крэйн. — Я думал, мы договорились, что она не станет звонить… не попытается добраться до меня прежде, чем ракета будет готова к старту? Это ты ее надоумил? Ты надеешься остановить меня таким образом?

Холмайер проронил:

— Нет.

И взялся увлеченно изучать индиговый горизонт.

Крэйн прошел к себе в кабинет и поднял трубку.

— А теперь послушай, дорогая, — сказал он без предисловий, — нет сейчас никакого смысла тревожиться, я тебе говорю. Я все распланировал очень тщательно. Незадолго до крушения я выброшусь на парашюте и спланирую на землю счастливо и легко, как пушинка. Я тебя очень люблю. Увидимся в среду, перед запуском. Так долго ждать…

— Пока, любимый, — сказал ясный голос Эвелин. — Ты за этим меня вызвал?

— Вызвал тебя?!

Коричневая туша отделилась от каминного коврика и привстала на сильных лапах. Умбрик, немецкий дог Крэйнов, принюхался к воздуху, скосил ухо и жалобно заскулил.

— Ты сказала, я тебя вызвал? — вскричал Крэйн.

Из пасти Умбрика вдруг донесся рык. Одним прыжком достигнув Крэйна, он заглянул в лицо хозяину и принялся стонать и рычать одновременно.

— Умолкни, чудовище! — воскликнул Крэйн и отпихнул Умбрика ногой.

— Дай Умбрику от меня пинка, — рассмеялась Эвелин. — Да, дорогой, кто-то позвонил и сказал, что ты хочешь со мной поговорить.

— А, э-э… Да, хорошо, милая, я тебе еще позвоню.

Крэйн повесил трубку, с подозрением приглядываясь к неуверенным движениям Умбрика. Через окна сочился слабый мерцающий оранжевый свет позднего вечера, плясали тени. Умбрик вгляделся в этот свет, снова принюхался и опять зарычал. Крэйн вдруг сообразил и подскочил к окну.

По ту сторону полей вознеслась к небу слитная огненная масса, пожирая стремительно рушащиеся стены ангара. Очерченные на фоне пламени тенями, кинулись врассыпную полдюжины человек.

— О боже! — возопил Крэйн.

Он вылетел из коттеджика и кинулся к ангару в сопровождении тыкавшегося под ноги Умбрика. На бегу он заметил, что грациозный нос звездолета все еще кажется холодным и нетронутым в жарком пламени. О, если бы только поспеть туда прежде, чем огонь размягчит металл и займется заклепками…

Подбежали рабочие, грязные и запыхавшиеся. Крэйн воззрился на них в ярости, смешанной с изумлением.

— Холмайер! — крикнул он. — Холмайер!

Холмайер протолкался к нему через толпу. Глаза его горели диким торжеством.