Тигр

Андрей Фоменко

Тигр

Опубликовано: Художественный журнал. — 2018. — №104.

На автовокзале Бишкека, в маршрутку, которая должна была довести меня до села Тосор на южном берегу Иссык-Куля, ко мне подсел старик. По виду — обычный деревенский аксакал, одетый в спортивные штаны, толстый шерстяной свитер и шерстяную жилетку. В руках он держал пиджак — на случай дополнительного похолодания. Дело было 31 августа, в самый жаркий день из всех, какие я застал тогда в Киргизии. Аксакал опирался на палочку и вообще был мало ходячим (недавний инсульт, как выяснилось впоследствии). Я как раз отсчитывал деньги, когда увидел его тщетные попытки залезть в маршрутку. Я помог ему преодолеть ступеньки, но стоило мне отпустить его руку, как он с легким стоном начал заваливаться набок, так что пришлось снова подхватить его.

Сначала он разместился на одиночном сиденье справа по ходу автомобиля. Но через минуту переместился ко мне на северную сторону: я сидел у окна. Всю дорогу его жилетка терла мне локоть, а какой-то продолговатый предмет в кармане упирался в бок. Вдобавок, уклоняясь от потока свежего воздуха, он норовил придвинуться поближе ко мне. Я мягко отжимал его со своего сидения, сожалея о том, что не сел на одиночное место: черт с ним, с солнцем.

Примерно на полдороге он заговорил со мной. Его русский был не самым плохим по сравнению, например, с тем, на котором со мной разговаривали в сельской местности на юге Киргизии, но все же поддерживать беседу и даже просто следить за его рассказом было нелегко. А оно того стоило.

Старик оказался историком из Каракольского (Пржевальского) университета. Несмотря на преклонный возраст и недавно перенесенный инсульт, он собирался в скором будущем защищать диссертацию в Бишкеке. Ее темой был некий исторический персонаж, который жил в Иссык-Кульской области в конце XIX — начале XX века. За неимением более подходящего русского слова мой собеседник называл его «мудрецом» — самым младшим из семи ему подобных, живших в то же время в тех же местах. Теперь, почитав Семенова-Тян-Шанского, я думаю, что «мудрец» этот был тем, кого киргизы называли биями: знатоком традиционного права, советчиком в сложных вопросах и судьей в спорных делах¹. В 1913 году, когда праздновалось трехсотлетие Дома Романовых, киргизы Иссык-Куля отправили «мудреца» ко двору императора с поздравлениями. В качестве подарка он вез с собой тигра.

Вернее, это был тигренок: детеныш туранского тигра, который еще недавно, в конце XIX века, встречался в тех краях, а еще раньше, в середине того же столетия, был довольно распространенным представителем туркестанской фауны. Теперь же добыть его стоило труда. Найти тигра в Прииссыккулье не удалось, его привезли с севера, с территории современного Казахстана (вероятнее всего, из южного Прибалхашья, где, как считают оптимисты, тигры сохранились по сей день), и в сопровождении «мудреца» отправили в Санкт-Петербург.

Как проходило путешествие, и что сталось с тигренком (за время пути он, полагаю, немного подрос) в столице, история умалчивает, но у нее есть продолжение. В 1916 году, после начала мировой войны, от скудости и нищеты киргизы Прииссыккулья взбунтовались (поводом к восстанию, охватившему тогда значительную часть Туркестана, как известно, стало привлечение местного населения на тыловые работы). Свой гнев они обрушили на тех, кто жил чуть лучше, — на русских колонистов. А поскольку бо́льшая часть мужского населения русских сел была на фронте, жертвами восстания стали женщины и дети. «Происходили ужасные вещи», — говорил мой информант и, ссылаясь на слова своей бабушки — очевидицы тех событий, рассказывал, как бунтовщики насаживали младенцев на вилы.

Наш «мудрец» предостерегал погромщиков, ссылаясь на свой опыт пребывания в России, где он, в числе прочего, имел возможность оценить мощь русской армии и ее оружия, и призывал прекратить бесчинства. Но соплеменники послали его куда подальше, назвали коллаборационистом и продолжали жечь посевы и убивать поселенцев.

Была организована карательная экспедиция — по словам моего попутчика, это были вернувшиеся с фронта русские крестьяне, — в результате которой было перебито 40 % населения взбунтовавшихся аилов. Остальные бежали в Китай, где и осели.

На подъезде к Тосору мы обменялись координатами (мой новый знакомый — его звали Хашимбек Асанбеков — потребовал, чтобы водитель включил свет в салоне, потому что к этому времени уже стемнело, и я на ходу — автобус подскакивал на грунтовой дороге — записал сначала свой адрес, потом его телефон) и договорились, что когда выйдет его монография на русском, автор вышлет ее мне, а я передам в библиотеку Университета. Мы пожали друг другу руки, я пожелал ему успешной защиты, попрощался со всей маршруткой и вышел.

Я провел ночь в юрточном лагере на берегу Иссык-Куля. А на следующий день, прихватив фотоаппарат, отправился в горы. Я шел краем села и очень скоро набрел на старое кладбище.