Тиберий Гракх

Гость стоял, разглядывая таблин. Украшала пол огромная мозаика, изображавшая схватку Геракла с гидрой. Щупальца гидры, выложенные из черных камешков, охватывали почти весь пол. В таблине стоял высокий стол тонкой работы. Его ножки в виде звериных лап опирались на квадратные деревянные подставки. На столе мраморный светильник излучал мягкий свет. Он ложился на белые листы папируса, на шкаф с книгами, на скамейку с изогнутой спинкой.

Назика жестом пригласил гостя присесть. Усевшись рядом с ним, хозяин произнес шепотом:

– Поздравляю, Рупилий! С поваром у тебя получилось удачно!..

Рупилий вздрогнул.

– Не бойся, – успокоил его Назика. – Мне и моим друзьям все известно, но мы не собираемся кричать об этом. Смерть одного из самых ревностных прихвостней Гракха нам только на руку…

Рупилий шумно выдохнул.

– Благодарение богам! Я рад, что угодил тебе и твоим друзьям.

– Один подавился награбленной землей, – продолжал Назика. – А других… мы тоже свернем в рутовый лист. Приближается день расплаты. Мы решили перенести выборы на секстиль, и день выборов станет последним днем Гракха.

– Зачем же переносить выборы? – удивился Рупилий.

– Для того, чтобы не явились колоны. Они будут заняты уборкой летнего[22] урожая.

– О, у вас все продумано! – воскликнул Рупилий.

– До последней мелочи! – самодовольно сказал хозяин дома и добавил: – Для тебя выборы тоже не безразличны…

Он полез в ящик стола, достал оттуда лист папируса и продолжал:

– Нам пишут сицилийские публиканы. Они о тебе хорошо отзываются и считают, что только ты сможешь справиться с мятежными рабами. Вот что, Рупилий: выдвигай-ка свою кандидатуру в консулы. Мы тебя поддержим!

Рупилий даже привстал от удивления.

– Но я ведь никогда не воевал!

– Это ничего не значит, они пишут, – показал Назика на письмо, – что ты пять лет был сборщиком налогов в Сицилии и знаешь ее, как свои пять пальцев. А кроме того, у тебя много рабов. Кому же, как не тебе, возглавить поход?

Рупилий попытался возразить, но Назика сделал нетерпеливый жест.

– Соглашайся! Подумай и завтра после комиций дашь мне ответ. До завтра!

Народное собрание началось на заре. Сначала утвердили решение сената о дополнительном наборе легиона для отправки в Сицилию. Затем выступил Тиберий Гракх. Его речь произвела переполох среди сенаторов и вызвала горячее одобрение плебса.

Гракх сообщил, что в Рим прибыл посол Аттала III с завещанием, по которому Пергам и царские сокровища отходят римскому народу.

– Римскому народу – так прямо и сказано в завещании! – воскликнул Тиберий. – А кто же представляет в Риме народ, как не народное собрание? Несправедливо, чтобы этим делом занимался сенат. Я вношу предложение: послать в Пергам комиссию из десяти граждан. Комиссия ознакомится с обстановкой и изложит народному собранию свое мнение. А на сокровища царя Аттала предлагаю купить волов и плуги для тех, кто получил или получит землю!

Лицо Назики, стоявшего в толпе сенаторов, перекосилось от злобы. Он зашипел на ухо Рупилию:

– Слышишь: он посягает на прерогативы сената!

Несмотря на протесты сенаторов, предложение Тиберия было принято.

Слово взял Фульвий Флакк.

– Квириты! Недавно, в расцвете лет, умер народный трибун Авл Меммий…

Фульвий сделал паузу. Рупилий втянул голову в плечи. Ему показалось, что на него устремлены взоры всех, кто был на Форуме.

– Есть подозрение, – продолжал Фульвий, – что Меммия отравили, что это – дело рук одного из богачей, недовольных аграрным законом. Предлагаю создать беспристрастную комиссию для расследования дела об убийстве Меммия!

Фульвий Флакк посмотрел в сторону Рупилия. Рупилий побледнел. Нижняя губа у него запрыгала.

«Надо будет немедленно выставить свою кандидатуру в консулы. Ведь магистраты неподсудны!» – пронеслось в его мозгу.

Народное собрание приняло предложение Флакка.

Побоище

Тиберий не спал всю ночь. Наутро должны состояться выборы народных трибунов. Он вновь выставил свою кандидатуру. И разве можно было поступить иначе? Сколько еще осталось неподеленной общественной земли! Сколько бездомных людей бродит еще по дорогам Италии! А хлебный закон, который он обещал городским плебеям! А закон, сокращающий срок военной службы! Пусть кричат враги, что, желая стать вторично трибуном, он нарушает обычаи предков, что он стремится к царской власти. И плебеи поддержат его.

Пропел первый петух. Тиберий зашел в спальню. Клавдия сидела на постели одетая. По ее покрасневшим глазам видно было, что и она не спала эту ночь. Дети лежали в своих кроватках: Марк – разметавшись, Семпрония – сжавшись в комочек.

Тиберий подошел к жене и крепко обнял ее.

– Прощай, Клавдия! Сегодняшний день решает все. Если мы больше не увидимся, пусть знают дети…

– Что ты говоришь, дорогой! – перебила Клавдия. – Если у тебя дурные предчувствия, не ходи. Умоляю тебя! Какую пользу принесет республике твоя гибель? Подумай о детях…

– Нет, Клавдия, – тихо сказал Тиберий, – я не могу отступать. Меня ждет народ, ждут люди. Я вдохнул в них надежду на лучшую жизнь. Нет больше подлости, чем обмануть эту надежду. Лучше умереть, чем видеть презрение веривших в тебя людей!