Тиберий Гракх

На Форуме, у ростр, толпились взволнованные плебеи. Появление Тиберия с сыном было встречено сочувственным молчанием: все знали, как близок был Меммий к Гракху, и понимали, какой удар для него убийство Авла.

Тиберий поднялся на ростры. Дрожащим от волнения голосом он начал:

– Наши прадеды добились от патрициев установления должности народных трибунов – своих защитников. Личность народных трибунов была объявлена священной и неприкосновенной. Двери их домов всегда раскрыты, чтобы дать приют любому плебею. Слово народного трибуна может спасти от казни… Трибун Меммий отравлен врагами. Народ должен защитить своих трибунов. В минуту опасности я обращаюсь к вам и прошу защиты!

Тиберий поднял Марка.

– Враги готовы расправиться не только со мной. Они не остановятся перед убийством наших детей!..

На глазах Тиберия показались слезы. Его волнение передалось толпе. Раздались крики:

– Мы не дадим тебя в обиду! Смерть отравителям!

Тиберий возвращался домой в окружении плебеев. У дверей его дома встала добровольная охрана.

На следующий день на заседании сената Назика сказал, что Тиберий еще не надел корону, но уже окружил себя охраной, подобающей лишь царю.

Под Нуманцией

Публий стоял у лагерных ворот, вглядываясь в низину, тянущуюся до самых гор. Там были земли лутиев, отказавших ему в помощи. Все попытки воздействовать на этих варваров уговорами или угрозами не дали результата, и консул пошел на крайний шаг: отправил против них конный отряд Югурты.

Югурта оказался для Публия настоящей находкой. Миципса, приславший племянника во главе пяти сотен всадников, явно рассчитывал, что честолюбивый юноша сломит здесь голову. Но судьба хранила Югурту в таких обстоятельствах, в которых всякий другой не мог не погибнуть. Точно таким же образом судьба спасла в свое время жизнь его деду Масиниссе, без которого Сципиону не удалось бы одолеть Ганнибала. И удивительнее всего, что этот юнец проявлял такое рвение в выполнении заданий Публия.

«Что это? – думал консул. – Прирожденная отвага или безрассудство юности? Ведь и я восемнадцать лет назад как раз в этих местах очертя голову вступил в единоборство с варварами. А может быть, расчет? Ведь короны Масиниссы ему без моей помощи не добиться…»

Вдали возник столб пыли. По быстроте, с которой он приближался, было видно, что это нумидийцы; вот и Югурта на своем черном коне.

Конь крутил головой. Белые хлопья пены ложились на гриву и исчезали под взглядом Гелиоса.

Остальные головорезы, подскакав, швыряли на землю холщовые мешки, откуда вываливались десятки, нет, сотни отрубленных рук.

Публий перевел взгляд на Югурту. Его глаза светились преданностью. Ведь этого задания не выполнил бы никто из воинов консула. А если бы и нашлись охотники, Публий никогда бы не решился воспользоваться их услугами в деле, которое наверняка встретит осуждение сената. Теперь он может заявить, что ничего не приказывал, это все инициатива дикарей.

– Пойдем, Югурта, – мягко сказал консул. – Я должен поговорить с тобой наедине.

Югурта повернул голову. Конечно, он не догадывался, о чем будет разговор, да это его не слишком-то интересовало. Он готов на все. Только надо дать отдохнуть коням.

Они подошли к преторию. Знаком отослав легионеров, стоявших у входа, Публий впустил Югурту, а затем вошел сам и тщательно запахнул полог. За столом сидел Полибий. Свиток был уже готов. Смахнув песок, Полибий, не сворачивая, протянул его Публию.

– Здесь послание Миципсе, – объяснил консул Югурте. – После того, что ты сделал, Нуманция долго не продержится. Возвращайся на родину со славой, равной славе деда твоего Масиниссы. Я прочту тебе это письмо.

«Доблесть, проявленная твоим Югуртой в нумидийской войне, чрезвычайна. И я уверен, что это тебя обрадует. Нам Югурта дорог, и мы приложим все усилия, чтобы он заслужил признательность сената и римского народа. Это муж, достойный тебя и Масиниссы».

Прижав к груди свиток, Югурта смотрел на консула. Его лицо было непроницаемо. Ничто не говорило ни об огорчении близкой разлукой с Публием, ни о радости близкой встречи с Нумидией.

– Ты и впрямь думаешь, что Миципса обрадуется, узнав о подвигах Югурты? – спросил Публий после ухода нумидийца.

– Нет, я уверен, что возвращение Югурты вызовет у нумидийского старца ярость. Но ведь это официальное письмо. И ты можешь не знать о вражде дяди и племянника.

– Благодарю тебя, Полибий. Ты нашел для моего послания достойные выражения. Ты, конечно, понимаешь, почему я сегодня решил расстаться с Югуртой?

Публий мог бы этого не спрашивать. Они понимали друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Но он все же решил высказать свои опасения вслух:

– Дело не в том, что никто не должен знать о моем приказе. Главное другое. У Югурты появились друзья среди юных воинов. Они внушают ему мысль, что в Риме все продажно.

Полибий знал, на кого намекает Публий. Он и сам часто видел Гая Гракха беседующим с Югуртой. Но откуда консулу стало известно содержание их разговоров? Не исключено, что от Югурты.